Я в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55).

Вы объясняете ему, что все это просто искусная выкройка. А дальше? Неужели вы думаете, что подобная философия уже сама по себе даст эффект катарсиса? Конечно же нет. Какое бы презрение к вопросу субъекта вы ни испытывали, вы неизбежно станете свидетелями его бесконечного воспроизведения. Никакой причины лишиться вдруг своего Я у субъекта нет. Это может произойти с ним лишь в ситуации поистине крайней — вроде той, в которой под конец своей жизни оказался Эдип.

Никто никогда не изучал еще последние минуты больного навязчивыми состояниями. А это стоило бы труда. Не исключено, что минуты эти приносят ему подлинное откровение. И если вы хотите, чтобы он получил это откровение несколько раньше, на отказ от речи надежд возлагать не стоит.

5

Лефевр-Понталис: — Я испытываю некоторую неловкость. Здесь много говорят о символическом и воображаемом, но вот о реальном упоминают редко. И последние вопросы показывают, что реальное мы немного упустили из виду. То, что говорила здесь Колетт Одри, поразительно — хорошо, что Эдип не узнал слишком рано все то, что ему предстояло узнать в конце, ведь нужно же ему было так или иначе пройти свой жизненный путь! Увидеть, что множество вещей, которые поначалу принимали было за нечто реальное, включены в сеть, в систему с несколькими входами, где занимает свое место и собственное Я — это хорошо. Но где же находится реальность, если не в движении между всеми этими измерениями? Необходимо, другими словами, чтобы признание желания проходило через ряд опосредовании, перевоплощений, воображаемых образований, через незнание или игнорирование символического порядка. Не это ли, в конечном счете, называете Вы реальностью?

Лакан: — Разумеется. Именно это все реальностью и называют. Лефевр-Понталис: — И все же в реальности — если взять ее не как вещь, а как категорию, как норму — есть что-то большее, нежели в других разрядах. Реальность не есть совокупность символов.

Лакан: — Я хочу задать Вам вопрос. Замечали ли Вы, до какой степени редко реальные качества или недостатки любимого лица оказываются для любви непреодолимой помехой?

Лефевр-Понталис — Я не берусь это отрицать. Я не берусь утверждать и того, что это задним числом возникающая иллюзия. Лакан: — Так вот, я говорю вам, что это случается редко. Но даже в случаях, когда это происходит, похоже, что речь идет о предлогах. Люди хотят верить, что реальность имела к этому какое-то отношение.

Лефевр-Понталис: — Но из этого следуют далеко идущие выводы. Получается, что истинных представлений не бывает вовсе, что мы вечно движемся от поправки к поправке, от призрака к призраку.

Лакан: — На самом деле я полагаю, что в регистре интерсубъективности, где весь наш опыт, собственно, и лежит, дело обстоит именно так. Возьмите хотя бы реальное столь простое, как те пределы индивидуальных способностей, которые все психологические науки тщатся установить, — разве удалось нам хоть раз к нему прикоснуться?