Я в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954/55).

Из-под пера Гартмана вырвалось однажды довольно искреннее признание того факта, что концепции Фрейда согласованы между собой не так уж и хорошо и что они нуждаются в синхронизации. Именно последствия такой вот синхронизации Фрейдовой мысли и делают возврат к текстам обязательным делом. Честно говоря, в призыве к этой синхронизации мне слышится досадный менторский тон. Наша задача не в том, чтобы синхронизировать различные этапы мысли Фрейда, а тем паче их согласовывать, для нас важно разглядеть ту единственную и постоянную проблему, на которую размышления Фрейда, идущие этап за этапом от одного противоречия к другому, пытаются дать ответ. Речь идет о том, чтобы пройдя последовательность антиномий, которые мысль Фрейда внутри каждого из этих этапов и между ними нам предъявляет, встретиться лицом к лицу с тем, что и является подлинным предметом нашего опыта.

Среди тех, кто занимается преподаванием анализа и формированием аналитиков, я не единственный, кому пришло в голову вновь обратиться к сновидению об Ирме. Это, в частности, произошло и с человеком по имени Эриксон, причисляющим себя к культуралистской школе. Что ж, в добрый час! Культурализм этот отличается тем, что основное внимание уделяет в анализе тому, что обусловлено в каждом случае тем культурным контекстом, в который субъект погружен. Аспект этот, разумеется, принимался в расчет и прежде — насколько я знаю, ни сам Фрейд, ни те, кто может рассматриваться как его прямые последователи, никогда им не пренебрегали. Вопрос состоит лишь в том, действительно ли элемент этот имеет для формирования субъекта решающее значение. Отложим покуда теоретическую дискуссию, к которой эта проблема подает повод, и посмотрим лишь, к чему все это сводится.

В отношении сновидения об инъекции Ирме это сводится к некоторым замечаниям, на которые я буду обращать ваше внимание по мере того, как в процессе нового анализа, который я попытаюсь сегодня проделать, нам с ними придется сталкиваться. Вы убедитесь, к своему удивлению, что культурализм довольно неожиданно смыкается с психологизмом, суть которого состоит в стремлении рассматривать весь аналитический текст как функцию различных этапов развития эго. Как видите, я упомянул Гартмана не просто для того, чтобы поглумиться лишний раз над его синхронизацией.

Итак, сновидение об инъекции Ирме пытаются понять как этап развития эго Фрейда, эго, имеющего право на особое уважение как принадлежащее великому творцу в момент высшего расцвета его творческой мощи. По правде говоря, идеал этот ложным не назовешь. Психология творца, несомненно, нуждается в изучении. Неужто, однако, к этому и сводится тот урок, что можем мы извлечь из фрейдовского опыта и, в частности, из того, что происходит в сновидении об инъекции Ирме, если рассмотреть это сновидение как бы сквозь увеличительное

стекло?

Если эта точка зрения справедлива, то нам с вами придется расстаться с идеей, в которой я вижу суть фрейдовского открытия, с идеей смещения субъекта по отношению к эго, и вернуться к представлению, по которому типичное развитие эго занимает центральное место. Здесь перед нами альтернатива, в которой компромисс невозможен: если это истинно, то все, что вам говорю я, — ложно.

Беда лишь в том, что если это ложно, то исключительно сложно становится прочесть малейший текст Фрейда, хоть что-нибудь взяв в нем в толк. Сейчас, на примере сновидения об инъекции Ирме, мы попробуем в этом убедиться.

Почему Фрейд придает этому сновидению столь большое значение? Поначалу это может вызвать удивление. Что, собственно, анализ этого сновидения Фрейду дает? А дает он ту истину, которую Фрейд и ставит во главу угла: сновидение всегда представляет собой осуществление желания, пожелания.

Я прочту вам содержание сновидения, надеясь, что это освежит в вашей памяти связанный с ним анализ.

Большая зала — много приглашенных, мы принимаем гостей. Среди них Ирма: я тут же отвожу ее в сторону и точно хочу ответить на ее письмо, упрекаю ее в том, что она не приняла моего "решения". Говорю ей: "Если у тебя до сих пор есть боли, то ты сама виновата". Она отвечает: "Если бы ты знал, какие у меня боли в горле, в желудке и в животе, мне все прямо стягивает". Я пугаюсь и смотрю на нее. У нее бледное, опухшее лицо. Мне приходит в голову, что мог не заметить какого-нибудь органического заболевания. Я подвожу ее к окну, рассматриваю ее