Я вам любви не обещаю

— Я возьмусь за это дело, Георгий Алексеевич, но сразу должен предупредить вас, что, действуя исключительно законными методами, мы ничего не добьёмся. Я много думал над тем, что произошло и, признаться, у меня есть повод опасаться и за свою жизнь. Пётр Родионович страшный человек и ни перед чем не остановится.

— Что вы предлагаете? — заинтересованно спросил Георгий, подозревая, что у адвоката имеется козырь в рукаве.

— Есть в этой цепочке одно слабое звено, — позволил себе улыбнуться Ивлев. — Тоцкий! Я имел счастие, — выразительно скривился он, — свести знакомство с сим господином, когда Пётр Родионович попытался оспорить завещание своей тётки. На редкость неприятный человек, — брезгливо добавил поверенный. — Думаю, он знает обо всём, и коли его припугнуть, как следует, или подкупить, может для нас стать ценным свидетелем.

— Я всё сделаю, — тихо отозвался Георгий.

— Но, Георгий Алексеевич, — переплёл пальцы в нервном жесте Ивлев, — я вам того не говорил…

— Безусловно, — улыбнулся краешком губ Бахметьев, прекрасно понимая, что коли хоть что-нибудь пойдёт не так, господин Ивлев откреститься от всего, не моргнув глазом, и от своих слов по поводу Тоцкого в первую очередь.

— Я сегодня же поеду к дознавателю по делу княгини Одинцовой и попытаюсь ознакомиться с материалами дела, — пожал на прощание графу руку Ивлев.

— Надеюсь на вас, — уже в дверях отозвался Георгий. — Что касается вашего вознаграждения, то я заранее согласен на любые ваши условия.

— Позже, ваше сиятельство, — вздохнул Ивлев, обдумывая с какой стороны подступиться к защите княгини Одинцовой.

У Георгия голова шла кругом после посещения адвоката. Удивление мешалось со злостью на Веру. Она не могла не знать мотивов Караулова, но промолчала, стало быть, не доверяет ему. Нежели и его посчитала охотником за состоянием? Мыль сия была столь неприятна, что Бахметьев остановился и несколько раз глубоко вдохнул морозный январский воздух, пытаясь укротить бушующий в душе гнев.

Облокотившись на парапет набережной Невы, Георгий закурил. Он сегодня ещё не был на службе, и Гейден ему этого так не оставит. До здания Главного Штаба было рукой подать. Затушив сигарету о гранит набережной, Бахметьев поднял воротник шинели и зашагал в сторону Дворцовой площади. Ему надлежало явиться к начальству с тем, чтобы начальник штаба определил его дальнейшую судьбу в том, что касается службы.

Глава 47

Дожидаться аудиенции у Гейдена Георгию пришлось в довольно тесной и тёмной приёмной несколько часов кряду. Таким образом, начальник штаба давал понять, что никто не смеет диктовать ему условия, и даже всемогущий Дашков* (вымышленный персонаж, прихоть и фантазия автора) не изменит его отношения к провинившемуся полковнику, несмотря на то, что пришлось пойти на уступки.

Алексей Николаевич — действительный тайный советник, гофмейстер и опытный царедворец при дворе имел довольно большое влияние, с его мнением считались, к его словам прислушивались, многие желали бы называть себя его друзьями, но не многие удостаивались подобной чести.

Перейти дорогу такому человеку отваживались единицы. Вот и Гейден не отважился, но дабы совсем уж не уронить себя в глазах сильных мира сего, отыгрался на крестнике Дашкова, графе Бахметьеве. Услышать после трёх часов ожидания из уст начальника Главного штаба, что его понижают в чине до поручика и переводят в младшие адъютанты, для Георгия Алексеевича стало неприятной неожиданностью. Карьера стремительно летела в пропасть. «Лучше бы удовлетворили прошение об отставке», — вздохнул он, понимая, что теряет позиции. Хуже и не придумаешь, его не отпустили, и довольно ощутимо щёлкнули поносу, давая понять, что от него самого мало что зависит. Служить теперь придётся с особым рвением, дабы хотя бы попытаться вернуть утраченное. Никто более не позволит ему пренебрегать делами, более не станут закрывать глаза на промахи и просчёты. Даже Вершинин, недавно произведённый в штабс-капитаны, теперь мог смотреть на него свысока. Новое назначение — плевок в лицо, и Бахметьеву оставалось только утереться, стиснуть зубы и продолжать служить Царю и Отечеству.

В тягостном настроении ехал он к своему крёстному, надеясь, что может быть, Алексей Николаевич порадует хорошими новостями. Собственно, хорошая новость была только одна: свидание с обвиняемой в убийстве супруга княгиней Одинцовой разрешили, но не ранее завтрашнего дня. В остальном же дела обстояли из ряда вон плохо.

Дело княгини отчего-то не спешили передать приставу по следственным делам, а адвоката к ней не допустили, озвучив совершенно неправдоподобную причину: дескать, во всей тюрьме не нашлось ни одного свободного помещения, где господин Ивлев мог бы побеседовать со своей подзащитной. Однако ж пообещали, к завтрашнему утру сей вопрос разрешить.