Я вам не мальчик

– Ладно, нормальный у тебя парень, не пьет, не курит, чего еще надо, – решил подбодрить друга рыбак в аляске. – Вон, у меня у шурина дочка, симпатичная такая, смышленая, учится хорошо. Но тут чудить стала. Сначала говорит, мусор, значит, чтоб по-разному складывали, сортировали, значит. Я ей говорю, Маша, ну это у них в Москве там, от нечего делать контейнеры разные, а у нас-то зачем? А она: что мы, мол, все вокруг убиваем, от нас один вред. Экология, мать ее. Ну, там много чего было, что шубы нельзя носить, кожу. Спорили мы с ней страшно. Говорю, а для кого же все вокруг, если не для человека? Но это все цветочки. Под конец заявила, что вообще она никакая не Маша, а живет не в своем теле, и чтоб звали ее Игнатом. Вот так! Растили, понимаешь, Машу, а получился Игнат.

– Ох, мать твою за ногу! Ну, и вы чего?

– Ну, шурин врезал ей как следует. Скандал был страшный. В комнате ее запер. На хлеб и воду посадил. Интернет отключил. Все отобрал. И так неделя. Ну, бесилась она поначалу, в дверь так билась, думали, убьется. Потом успокоилась. Вроде нормально сейчас. Про Игната ни слова.

– А мусор-то при чем?

– Как при чем? С него все и начинается. Эта вся американщина к нам из интернета пролазит и до их неокрепших душ добирается.

– Да, дела.

Филу стало неловко от этих рассказов. Он испытывал испанский стыд за всю эту несусветную чушь и чтобы избежать лишних разговоров, уставился в окно.

* * *

Когда Филу было девять, отец взял его с собой на рыбалку. Это была их первая поездка вдвоем, просто так, не по делу. Такое неслыханное счастье выпадало нечасто. Отец много работал. Фил гордился, что он такой взрослый, и еще он тогда ощутил некую мужскую солидарность. Вот он и его папа едут на чисто пацанское развлечение – рыбалку. Ему очень хотелось соответствовать этому образу, он специально выбрал штаны защитного цвета и заправил их в резиновые сапоги, бейсболку развернул козырьком назад. Поначалу было даже приятно сидеть на берегу со спиннингом, наблюдать, как расходятся круги на воде и как стрекозы маленькими самолетиками садятся на гладкую поверхность речки. Солнце приятно припекало спину, застывшая тишина убаюкивала. Фил представлял, что рыба вот-вот клюнет, что он ловко подсадит ее и вытащит наружу и что отец будет всем рассказывать, какой он молодец. Но ничего не клевало, его даже заклонило в сон, и когда леска натянулась, он начал потихоньку крутить ручку катушки, как учил отец, но рыба была тяжелая и тянула вниз. Отец подскочил к нему на помощь, перехватил спиннинг. И вот блестящая рыбина уже билась что есть силы на крючке.

– Держи!

Фил схватил двумя руками скользкое рыбье тело и наблюдал, как отец достает у рыбы изо рта огромный крючок. Тогда в горле все сжалось, как будто крючок был внутри у него самого. Огромные печальные рыбьи глаза смотрели прямо на Фила. Рыба все пыталась вырваться.

– Пап, не надо! – вдруг закричал он. – Давай отпустим, ей больно!

Отец взирал на него с недоумением.

– Ты что с ума сошел? Это же рыбалка, спорт, в этом вся суть.

– Пожалуйста, отпусти, – сквозь слезы умолял Фил. Он все еще держал рыбу дрожащими руками, а потом подошел к самому берегу и кинул ее обратно в воду. Рыба дернулась и быстро исчезла в глубине реки. Отец ничего не сказал, а отошел чуть в сторону и продолжал угрюмо закидывать спиннинг. Фил просто сидел рядом и наблюдал.

Когда они возвращались к машине, отец все же вставил:

– Это было глупо, она все равно сдохнет.

Больше на рыбалку Фил не ходил.

* * *

– Ты чего загрустил? – Краснолицый достал из рюкзака сверток и протянул Филу бутерброд с колбасой. – На вот!

– Спасибо!

– А пса-то можно угостить?

– Можно. – Фил тут же вспомнил, что кормить собаку со стола, а тем более колбасой, родители никогда не разрешали.

Шериф радостно закрутил хвостом.

– Хороший пес! Норный! – Краснолицый потрепал Шерифа за ухом. Тот съел колбасу и завалился на спину, подставив пузо, чтоб почесали.

– Охотились уже?

– Нет еще.

– Не тяни. Дело такое, чем раньше, тем лучше. У меня тоже в детстве пес был. Отец с ним ходил и на лису, и на барсука. Знатный был охотник. Так вот, пес шкуру зверю никогда не портил, не трепал. Умный был. Потом состарился, нюх уже не тот, и видеть стал плохо. Отец его и пристрелил на заднем дворе. Да.

Фил даже жевать перестал.

– Как пристрелил?

– Ну как – вот так. А что ж еще с ним было делать?

Фил погладил Шерифа и придвинул к себе поближе. Странно все-таки устроен мир: вроде же, нормальные люди – и помочь готовы, и колбасой угощают, а потом бац – и пристрелят как нечего делать просто потому, что стал ненужным. Или запросто выкинут смартфон в море. А уж этой Маше-Игнату вообще не повезло так не повезло. А ведь спроси их, любят ли они своих детей, скажут, что да. И собаку наверняка любили. Прям как в том стишке: «У попа была собака, он ее любил, она съела кусок мяса, он ее убил».