– Она не из тех, кто обижается и перестает общаться с подругой, – пожал плечами Щиц, – но вряд ли она знает,
Она в этом не одинока. Надо же, а я и не подозревала, какой огромной неловкости мы с Бонни умудрялись избегать благодаря ее недоверию…
– А ты хочешь?
Голос Щица вырвал меня из омута размышлений:
– Что хочу?
– Впрягаться в канитель с соперничеством, – Щиц отложил ложку, – я вот прикидываю, не придется ли мне теперь всю еду на предмет подозрительных зелий проверять.
– Зачем?
– У мелких ведьм в почете мелкие пакости, – скривился Щиц.
Похоже, был у него неудачный опыт.
– Не знаю, – пожала плечами я, – не уверена, что смогу этого избежать. Раз уж так получилось, что все знают, кто я…
– Игнорируй? – предложил Щиц.
– Сложновато будет, – я поежилась, – знаешь, я немного не выспалась. Давай потом поговорим? Скоро моя первая алхимия, а потом хашасса…
Я очень давно не приживалась в новых женских коллективах. Не то чтобы я была в этом как-то особенно хороша. Так, средненький игрок на нелюбимом поле. И размышлять об этом было неприятно.
Проще всего завершить неприятный разговор, изобразив легкое недомогание… или позволив его заметить. Я и правда сегодня не выспалась, всю ночь мне снилась какая-то муть, из которой, пожалуй, самым приятным был давешний лесник, потрясающий банкой каких-то монет.
Соображалось тоже не очень.
– Сначала химия, – поправил Щиц, – на старших курсах она разделится на алхимию и зельеварение. А пока основы. Самое близкое, что у вас сейчас будет к делу всей жизни твой бабушки – травоведение.
– Да-да, – растерянно ответила я.
Даже Щиц знает про мою бабушку больше меня. Какой ужас.
На уроках Бонни села рядом со мной, и мы даже перебросились парой пустых, ничего не значащих слов. А потом она взяла и опрокинула на себя несколько склянок с демонстрационной щелочью. Неудачно зацепила рукавом, ну и…
К счастью, успела среагировать преподавательница: сложный жест рукой, и щелочь скатилась по коже Бонни крупными прозрачными каплями, не причинив ей вреда, но хорошенько попортив пол и рукава ее форменного платья.
В общем-то, так я и узнала, что щелочь опасна.
Бонни была так смущена, что это делало ее неуклюжей. Стоило мне к ней обратиться, и она краснела чуть ли не до кончиков ушей, дергалась, сжималась. Поэтому во второй половине занятия я приняла волевое усилие работать в одиночестве. Ради ее же блага. Потому что инцидент с щелочью не повторился только чудом.
Все равно все, что от нас требовалось – это прослушать длиннющую лекцию по технике безопасности и не уснуть. Странно, что ее не прочли в первой половине занятия – наверное, для наглядности.
Хашасса тоже прошел в тишине.
А вот следующим шел экзамен по ренскому. Письма Бонни боялась куда больше, чем той самой Дезовски, поэтому я даже смогла ей немного подсказать и помочь. Впрочем, скорее всего ее все равно отправят на дополнительные занятия, но я сделала все, что могла, чтобы этого не случилось.
Я поймала Бонни сразу после пар. Мы говорили около корпуса, но чуть поодаль – я не хотела лишних ушей, а ей было все равно, где разговаривать.
Она не смотрела мне в глаза.
Она меня стеснялась.
– Слушай, – сказала я, – ну я же не кусаюсь. И я тебе говорила. Но ты же мне не поверила, и я была совсем не против, чтобы…
Бонни краснеет как-то пятнами. Пятно на груди, на шее, через все лицо – а остальная кожа очень бледная. Одно ухо красное, другое нет. Кончик длинного носа тоже совсем белый.
Это могло бы быть отличным поводом ее поддразнить. Я легко придумываю такого рода штуки: «краснеешь, как коровка». Главное, не как корова, потому что корова – это обидно, а коровка – милая девичья шуточка.
Какие глупости только не лезут в голову в минуты полнейшей растерянности!
– У тебя же, – тихо говорит Бонни, почти шепчет, голову опустила, – достаточно денег, чтобы тебя любили и ведьмы, и церковники, и вообще… все. А я совсем… никто.
Я вздрагиваю, узнавая свои вчерашние необдуманные слова. То, что казалось мне рядовой ссорой, то, что я брякнула не подумав… Бонни восприняла это куда серьезнее.
Бонни восприняла все неправильно.
Мне вчера было стыдно, и я защищалась.
А она решила, что я указала ей на ее место.
– Я не…
Но Бонни съежилась, отступила в тень и вдруг повернулась и быстро пошла в сторону леса. Каркара кружила над ней нервной тенью, Щица нигде не было.
И я вдруг поняла, что отчаянно нуждаюсь в ком-то, кто мог бы понять все за меня.
Когда я успела так привязаться к Бонни? Ведь она всего лишь навязалась мне в соседки и немного волновалась, когда я ушла в лес. Может, дело было именно в ее беззаботном ко мне отношении. Обычно люди смотрят на меня, а видят мое наследство, а она просто отказывалась даже заглядывать в ту сторону… пока я не ткнула ее в него носом.
Вчера.
Дура! Может, Щиц? Да нет, он же не добрый крестный, решать все за меня, вряд ли он сможет помочь мне с тем, что я сама наворотила, и вообще, будет ли это правильно, обращаться к нему за советом? Я ведь и ему много глупостей говорила…