Кому-то легче, если они ходят на могилы к любимым; а кому-то проще запереть боль далекодалеко и не позволять себе к ней возвращаться. Папенька такой человек: он слишком любил и мать, и жену, чтобы приходить на их роскошную могилу. Когда я выросла достаточно, чтобы исполнять все те формальные ритуалы, которые требуются от купеческой семьи по отношению к их мертвым, я взяла на себя эту ношу. И, хоть я еще об этом и не думала толком, возможно, мне придется отпрашиваться в академии на все сколько-нибудь значащие праздники, чтобы делать это и впредь.
Когда я сказала леснику про хлеб – без задней мысли, мне казалось, что такой старик уже привык слышать о смерти старых знакомых, – я впервые увидела, как человек гаснет на глазах. Только что светился, радовался, немного смущался – и вот… просто очень-очень старый стал. Древний. Развалина.
– Я сам, – сказал он и… растаял в воздухе!
Я даже глаза протерла: вот место, где он был, и там его больше нет! Исчез! Испарился!
А потом я вспомнила, где нахожусь. Ну конечно же местный лесник – старичок не простой. Колдун, как есть колдун!
Я еще раз на всякий случай поклонилась пустому месту на прощание и пошла в сторону академии.
Одно хорошо: у моей бабушки здесь явно была отличная репутация, и, надеюсь, хоть капелька ее перейдет мне по наследству.
Вот, уже немного помогло.
Не знаю, смогу ли я когда-нибудь назвать нашу с Бонни тесную комнатку «домом» не кривя душой. Не уверена, что она вообще должна так называться: это же всего лишь временное обиталище, место, где коротают ночи между одним учебным днем и другим учебным днем.
Но я старалась называть ее домом, чтобы побыстрее к этому привыкнуть. Поэтому я пошла… нет, все-таки не могу. В комнату.
В комнате меня ждала взъерошенная Бонни. Растрепанная, без вороны, без капли самообладания. Увидев меня, она всплеснула руками и протяжно свистнула: так громко, что мне показалось, к нам сейчас сбегутся все комендантши на свете.
– Не свисти, – буркнула я, – денег не будет.
– Ты зачем в лес пошла? – спросила Бонни таким тоном, которым ко мне никто никогда не обращался, потому что у меня не было ни матери, ни старшей сестры, и я никогда не возвращалась поздно ночью из полных порочных удовольствий ночных загулов.
Хотя, наверное, стоило бы попробовать разок… ну да будет еще возможность.
– Я гуляла в парке, кто же виноват, что он тут еще и лес по совместительству.
Похоже, я покраснела. Я вообще легко краснею и бледнею, у меня тонкая кожа.
– Слушай, мы просто испугались, да? – Бонни скрестила руки на груди.
Меня… отчитывали?
Я только-только сбежала от тетеньки, и теперь меня будет отчитывать дочь какой-то там доярки?
– Хочу и гуляю! – Я вздернула нос, – Вернулась же. Без вашей помощи. Могли не беспокоиться.
– Щиц сказал, там такое водится, что…
– Если бы там такое водилось, его бы огораживали! – фыркнула я.
– Это же академия, Эль. Хуже всего к ведьмам относятся даже не церковники, а другие ведьмы. Чем меньше молоденьких ведьмочек доучится до выпуска, тем меньше конкуренции. Учеба – это испытание, и не стоит…
Я перебила:
– У моего папеньки достаточно денег, чтобы меня любили и ведьмы, и церковники. Что хочу, то и делаю. Закрыли тему.
Забота невыразимо бесила. Да кто вообще дал ей право обо мне заботиться? Зачем они обо мне волнуются? Разве я им чем-то обязана? Я должна им деньги? Они мои родственники?
Если Щиц вернется побитый, я не буду чувствовать вины: я его об этом не просила. Единственная причина, по которой он за мной куда-либо шел – его собственная глупость. Нечего было рыболовную сеть жечь и в рабство попадать… Зачем вообще жечь рыболовную сеть? Я недоумевала с тех пор, как эту сплетню в первый раз услышала.
В тот момент я уже не помнила, как надеялась, что меня спасут друзья в лесу. Меня просто выбешивало их беспокойство – как будто в этой компании я самая младшая и беспомощная.
Отчитывать меня имеет право только тетенька. Вот и все.
Поэтому я с грохотом высыпала на свой стол учебники и свирепо воззрилась на алфавит хашасса, всей своей спиной показывая, что не настроена на дальнейший диалог.
С незнакомыми буквами поладить куда легче, чем с людьми, внезапно ставшими частью твоей жизни.
Думаю, у меня был очень свирепый вид: ни Бонни, ни Щиц со мной в этот день так и не заговорили больше. Нет, Щиц пришел, и правда очень встрепанный, но Бонни ему что-то сказала, и они исчезли из комнаты до самого вечера.
Ну и хорошо – никто не мешал мне заниматься!
Глава 8
И на следующий день Бонни со мной не разговаривала.
На завтрак ушла раньше меня, пнув перед выходом свой огромный котел. Тот откликнулся гулким, раскатистым звоном, будто и не котел вовсе, а колокол, и разбудил меня.
Я надевала свое форменное платье с немалым отвращением: к сожалению, никакой добрый волшебник не поколдовал над ним ночью, и никуда не делась ни лесная грязь, ни смола. Я бы надела сменное, но заталкивала я его в шкаф в спешке, и искать его не было времени. Благо на серой ткани пятна были не слишком видны.