Меня только и хватало на то, чтобы повторять последние слова, и вправду дура набитая…
– Сказку, где твой мальчик – главный герой, а ты – принцесса. Извини. В сказках – своя сила. Когда ты главный герой, а принцесса заколдована, жить немного легче, вот что я думаю. Он загнал под ноготь щепку, помню, и ты видела, как он идет в медпункт? Поэтому не пошла? Я могу попытаться понять, я твой фамильяр все-таки, я должен. Просто… – Щиц сгорбился, хотя куда уж больше, – это не повод для… перехихикивания с подружкой. Будь серьезней. Это не только твоя судьба.
Меня как будто отчитала тетенька. В голосе Щица мне послышались ее сухие, желчные нотки. Он был умнее, мудрее, сильнее меня… И я чувствовала себя так плохо, так гадко… такой плохой и гадкой.
Все переживания, которые прогнало мое примирение с Бонни, вдруг просто взяли… и снова рухнули на мои плечи невыносимым грузом.
Я устала.
– Это не твое дело! – пискнула я и только через несколько секунд поняла – да, и правда, пискнула, а не подумала про себя. – Ты не должен был вмешиваться…
– Когда хозяйка не справляется, фамильяр должен помочь, разве не так? – Наверное, он хотел пожать плечами, но из-за горба получилось какое-то противное подергивание. – Слушай, мы оба не в лучшей форме, а совесть Бонни вот-вот падет в неравном бою с любопытством. Пойдем завтракать, пока есть время. Ты права, как твой фамильяр я не должен был вмешиваться. Но…
Щиц качнул головой, примирительно развел руками:
– Я твой друг и его старший коллега. Связи людей с людьми всегда сложнее – вот почему людей нормальные люди не берут в фамильяры. Я не хочу оказаться меж двух огней, потому что рано или поздно то, что нас с тобой связывает, вскрылось бы и для него, и я получил бы ревнивца в список врагов, а их у меня и так немало. Я не хочу тебя больше прикрывать. Решай сама. Это твоя проблема.
– Вот почему у тебя нет друзей? – фыркнула я, вздернув нос. – Потому что их проблемы – только их проблемы?
Не знаю, зачем я это сказала. Несмотря на свою резкую отповедь, он ведь все равно меня прикрыл, так? Но что-то за язык так и дернуло. Захотелось сказать гадость побольнее. И, похоже, я почти попала в цель.
– Когда-нибудь ты скажешь, что это место сделало тебя ведьмой, – вздохнул Щиц, – но… талант в землю не зароешь.
Он стремительным шагом подошел к двери и резко распахнул ее, ставя в разговоре точку. Бонни рухнула к его ногам комично-взъерошенным клубком острых локтей, коленок и алеющих ушей.
Щиц протянул ей руку, помогая распутаться.
– Я… ничего! – и явно попыталась перевести тему. – А правда, что ты, Щиц, свернул голову курице, несущей золотые яйца? – перевела взгляд с моего недоуменного лица на его. – Ну, вы говорили про сельское хозяйство? Что-то не так?
– Нет, все так. Так и было. И вообще, тут очень плодородная почва, – буркнул Щиц, – из невиннейших цветочков зреют ядовитые ягодки.
Интересно, почему из цветков земляники всегда получается земляника?
Хлопок двери оставил нас с Бонни размышлять над этим, несомненно сложнейшим, философским вопросом.
– Он… ничего не смыслит в сельском хозяйстве, верно? – осторожно спросила Бонни, когда улеглось последнее эхо.
– Ничегошеньки, – мрачно подтвердила я, – сам-то тот еще жук.
И показала двери язык.
Глава 11
– Почему-то я думала, – сказала Бонни, – что на уроке зельеварения мы будем варить зелья.
– Ой, Бонни, да что ты! – всплеснула руками какая-то девчонка, с которой та завела знакомство, пока мы были в ссоре, я никак не могла запомнить ее имени. – Нам же объявляли, ты что-о-о, не слышала? Будет цикл ботаники сначала.
Я скривилась, это длинное «что-о-о» для моего слуха было сродни возни пальцем по стеклу.
Девчонка вообще меня бесила. Она вечно теребила Бонни, искательно заглядывала ей в глаза и вообще вела себя так, будто это она ее подруга, а не я.
Хотя не удивлюсь, если они из одной деревни. Но Бонни хотя бы не привезла деревню с собой.
– Дома-а-ашка же была! – выдала девчонка, округляя и так выпученные глаза.
Теперь скривилась уже Бонни. Слово «домашка» действовало на нее, как ладан на демона, ее всю прямо перекашивало.
Меня все так же раздражала интонация, поэтому на подругу я смотрела с сочувствием. А потом вообще подхватила ее под локоток и увела на другой конец толпы прямо посередине очередного бесконечного «что-о-о?»
«Ты что-о-о, не знала? Ее фамильяр сжег крапивные рубашки. Ну ты что-о-о!» Когда-нибудь я узнаю, что Щиц купался в ванне с кровью младенцев, и наконец-то пойму, что же такое криминальное он совершил, чтобы докатиться до жизни такой. Пока же я слышала только про всяческие пряничные домики и рубашки из крапивы и не понимала, как можно за такие глупости искалечить человеку спину и судьбу.
Вторым вопросом, который у меня возникал, когда до меня доходили слухи, был банальный «а зачем?». Зачем нормальному человеку резать куриц, несущих золотые яйца, ломать прялки и все такое? Неужели им и вправду овладел гений разрушения, как говорила черепашка Царапинка?
А вот и Щиц, легок на помине. Кривовато улыбается, ну хоть выспался сегодня.