Я вам не ведьма! (СИ)

— Как живые, да? А ты травинку потяни. — Посоветовал Щиц доброжелательно. — Во-о-он ту, которой я перевил.

— Зачем? — Спросила я, начиная подозревать, что это вовсе не эест примирения.

— Ты права. Так они красивые. Над травинкой я пошептал, так что они еще долго будут красивые, — Щиц пожал плечами: этот жест выглядел бы уморительно, если бы это был какой-нибудь незнакомый мне горбун, — раз красивые, то все равно, что мертвые, а? Главное, что со стороны неплохо смотрятся.

— Я…

Не понимала, на что он намекает. И снова чувствовала себя беспомощной. Надулась. Щиц — мой фамильяр, должен во всем меня поддерживать и помогать! Хотя бы пытаться! Я же его не силком в фамильяры тащила! Я не виновата, совершенно ни в чем перед ним не виновата! Перед Элием очень виновата, тут я спорить не буду; перед Бонни немножко; но перед ним я ничем не провинилась!

А он ведет себя хуже, чем просто злобный горбун: он отчитывает меня, как моя тетенька! У меня и без него одна уже есть!

Я фыркнула и нахлобучила венок на его лохматую голову.

— Ну и бери! Тоже мне…

Щиц осторожно поправил его, чтобы не сползал на лоб, и протянул палку. Ухмыльнулся — совсем уж противно!

— Ну что, собьете парочку, госпожа-а?

— Хам!

— Ведьма. — Хмыкнул Щиц и вжик!

Умчался далеко вперед. Ликует, наверное — последнее слово, как всегда, за ним!

Потому что он всегда лучше меня знает, тетенька-зануда номер два на мою голову.

Я вспомнила, что в общежитии его ждут закопченные котлы и расплылась в мечтательной улыбке.

Попляшет он у меня, попляшет! Раз уж решил играть в верного слугу, то пусть!

Как ни странно, после этой стычки мне даже стало чуточку легче.

А еще я на всякий случай стала рвать травы про запас, если была возможность. Если Бонни примет — я отдам.

В последний раз.

Никаких больше дьяволят на шенском, хватит. Я могла бы закрывать глаза на то, что она ничего не знает, и щадить ее чувства, я могла бы, наверное, как-то контролировать выражение своего лица, но это было бы притворством, которое ранило бы Бонни куда сильнее, чем простое признание очевидного факта: ее церковная школа не дала ей никакой базы, она в отстающих, и если продолжит страдать комплексом неполноценности вместо того, чтобы заняться делом, то так в них и останется, несмотря на свой магический талантище. И если я, ее подруга, никогда не буду смотреть на нее, как на безмозглую курицу, потому что отлично знаю, что голова у нее светлая, а чуйка такая, какой и у папенькиных дворняг отроду не было, то какая-нибудь Марка с удовольствием сделает из нее девочку для битья и насмешек, стоит мне только отвернуться.

Пожалуй, впервые ожидание того, что я смогу на кого-то наорать, успокаивало, а не заставляло нервничать; я наконец-то нашла выход из ситуации.

Иногда человеку просто необходим дружеский пинок.

Хоть это бывает и больно.

Моя математичка — зверь. Определенно зверь. Дело даже не в том, что именно она накладывала проклятье на Щица, и не в том, что большую часть времени она выглядит невинно, как будто только-только высунувшая из норки мышка, но стоит ее хоть чуточку разозлить, превращается в крысу настолько зубастую, что издалека слегка смахивает на заморского зверя крокодила; нет, совсем не в этом. Просто бывают на свете такие люди, которые на первый взгляд все такие светлые, доброжелательные и вообще немножко похожи на головку восхитительного козьего сыра, лежащего на ничем не примечательной дощечке. Но стоит на дощечку наступить и щелк! Тебе откусили голову.

Ты умер.

Это ты тут мышка. Была.

А опытные ведьмы-преподавательницы никогда не бывают светлыми и доброжелательными людьми. Ну, по крайней мере, если их разозлить.

Как я разозлила.

А ведь всего-то дала слабину, задумалась, поддалась порыву: как будто она не была юной ведьмой, как будто она родилась со знанием, как силу можно использовать, как нельзя, и как ее вообще использовать. И чего так злиться?

Ладно, если начинать с начала, то стоит вернуться на пойму реки, где я собирала травы. Старательно собирала. Уже часа два собирала.

Щиц дремал где-то в траве. Вообще-то фамильяров мы брали с собой, чтобы научиться с ними общаться: в идеале дрессированный фамильяр должен был уметь приносить травы как тапочки: по приказу. Но Щиц, хоть и любил иногда пропустить шутейку-другую про свою схожесть со служебным псом, никому другому такого не позволял. Всегда очень остро реагировал, обижался — это мне Бонни объяснила, сама-то никак не могла взять в толк, почему мы вот вроде нормально общаемся, но тут он раз! И посреди диалога начинает морозиться.

Ну так вот, я уже поняла, что сегодня явно не мой день в плане общения с людьми, поэтому старалась лишний раз его не тревожить.