— Ну, ждало, — передернул плечами Щиц, зачем-то заново перекладывая простыню еще более аккуратным прямоугольничком.
— А теперь ты горничная, — заметила я.
— Похож, ну.
— И горничная так себе.
Это не было попыткой обидеть. Просто констатация факта. Хорошая горничная никогда не возьмется за обязанности прачки, а если и возьмется, то отстирает от подола Бонни то огроменное кофейное пятно, а не будет маскировать его иллюзией, которая так неудачно сползет во время ее медитации.
Может, она поэтому сегодня такая нервная? Пока я отвернулась, кто-то наговорил ей вчера гадостей из-за этого пятна? Я бы заметила, если бы это была Марка… или я неудачно съязвила? Не помню.
Вообще какая-то ерунда с памятью творится. То ли из-за того, что недосыпаю, то ли из-за того, что много учусь. Голова по вечерам болит, а по утрам еще и зрение подводит — то вон Щица длинного на травке вижу, то Каркару без ее магической шпаклевки.
Не самое приятное зрелище ранним утром: сидящая на спинке твоего любимого стула тухлая ворона с повисшими на костях кусками гниловатой плоти. Все-таки Щиц и правда талант — это все так заколдовать, чтобы даже на весеннем солнцепеке тухлятиной ну почти совсем не пахло.
Я совершенно не понимала, зачем делать из колдуна — или скорее подколдовка, я не знала, успел ли Щиц завершить образование, но подозревала, что вряд ли, — чернорабочего. Все папенькины гены восставали против такой бесполезной траты ценного человеческого ресурса.
Даже наказание можно было бы придумать… продуктивнее.
Ну, например, маскировать директрисе ее ужасные бородавки на носу, а то на речи для старшекурсниц, кажется, все только и делали, что пытались их сосчитать, чтобы не заснуть со скуки.
Со второго курса учебный год начинался позже. Считалось, что первокурсницам нужно больше времени, чтобы заселиться, получить учебники и влиться в учебный процесс — вполне разумно, как мне кажется, если учесть, что только экзамены для сортировки по группам заняли пару недель.
Так что, когда на третьей неделе подъехали старшекурсницы, нам пришлось отстоять длинную речь с приветствиями. Я ее, правда, проспала в основном, никакой счет не помог. И вообще смутно запомнила — не до того было.
— Стараюсь уж, — еще более хмуро ответил Щиц.
— И из-за чего ты так попал? Дайте-ка подумать: это не возлюбленная, потому что такого слуха не было, а скрыть возлюбленную в женской Академии не сможет даже такой искусный иллюзионист, как ты…
Щиц хмыкнул.
— Вряд ли ты мог поломать что-то по-настоящему ценное, ты же не самоубийца, мы проходили, какая отдача от уничтожения древних артефактов…
Щиц закрыл шкаф и собрался было уйти, так что последние слова пришлось протараторить.
— Но, быть может, речь идет о… — на моей памяти было всего несколько случаев, когда купцы отказывались от выгоды, аристократы не соглашались создать взаимовыгодный союз, а опозоренная горничная вместо колечка на палец получала монашеский чепец и пинок от строгого отца в сторону ближайшего монастыря, и все они так или иначе были завязаны на… — …семейной вражде?
Щиц замер. Обернулся.
— Откуда ты…
Вот оно.
Я догадывалась об этом, еще когда Онни предложила мне то, что предложила. Для нее это было капризом начальницы, блажью — она не стала бы натаскивать меня на разрушение собственного заклинания, если бы считала его справедливым.
— Дар ясновиденья открылся, — как можно увереннее брякнула я, — вижу, вижу, враг твой — директриса. А у директрисы на сердце злоба черная, злоба жгучая, на, э-э-э… Мужчину…
Щиц все еще слушал — значит, пока угадываю.
— Э-э-э… одной с тобой крови, и он украл у нее… украл у нее… э-э-э… — логичнее было бы сказать «любовь»; но что-то останавливало.
— Что-то, — наконец сказала я.
— Отец украл у нее идею, — просто сказал Щиц, — и смотался с этой идеей в Шень. С этого все началось. Но только началось. Я сам подставился.
Он присел на кровать Бонни.
— Осторожнее с идеями, Эль. Не вываливай их вот так, без подготовки, наобум, как сейчас. Старайся сдерживать вдохновение до чего-то действительно полезного, а? Я сказал тебе, потому что нет смысла скрывать — ты все равно рано или поздно узнаешь. Или Бонни что-то услышит, и ты узнаешь. И потому что ты, конечно, разболтаешь этот секрет — разболтаешь его Бонни, как Бонни разболтала бы тебе. Но только ей.
Некоторое время мы молчали. Я не знала, что должна сказать или что сделать. Похлопать по плечу? Сказать, что все будет хорошо? В красках расписать щедрое предложение Онни?
Я не знала, поэтому неловко сменить тему:
— Как думаешь, тут могут водиться призраки?
— Призраки?
— Думаю, Э… э-э-э, я. Я видела призрак моей бабушки под окнами.