Потому что какой бы Онни не была грымзой в душе, она было еще и замечательным преподавателем. Из тех, кто искренне любят то, что ведут, и делятся прекрасным с миром и учениками.
Дверь открылась в дальний незаметный угол огромной аудитории. Кроме нас туда просочилась еще пара опоздавших девочек. Онни их не окликнула, даже внимания не обратила.
Онни показывала чудо.
Склянки перед ней шипели, пенились, пузырились, меняли цвета. Она сливала одно с другим, капала третье, отфильтровывала пятое, и пары капель получившейся золотистой жидкости хватало, чтобы превратить яблоко в дерево, а камень в золото; стены покрывались узорами изморози, которая тут же таяла, пока на преподавательском столе менял цвет не обжигающий, а в меру теплый огонь. Зеленый, синий, фиолетовый, красный, оранжевый, желтый, потом снова зеленый: я вдруг забыла, как это — дышать.
Говорила она при этом абсолютную тарабарщину. Из знакомых слов там были только предлоги и местоимения, но… я почти не слушала.
Я смотрела.
Я бы приклеилась к этому столу, если бы могла, как Бонни недавно распласталась по аквариуму. Кажется, Бонни удерживала меня за локоть, чтобы я этого не сделала.
Потому что я была слишком увлечена, чтобы хорошо это запомнить.
— В холодный ад медитацию, — сказала я, когда это закончилось, — ты не запомнила, когда у нее еще эти… невероятностные материи?
— Это могла быть вводная лекция, и ничего же непонятно, — вздохнула Бонни, — это для старших курсов.
— А я хочу, — тихо сказала я.
— Мы здесь не для этого.
— Я все равно попрошу.
Бонни пожала плечами.
— Как хочешь. Пошли поможем дежурным, заодно и с тайе Онни поговорим, да?
Я кивнула.
— Да, так и сделаем.
И мы стали помогать старшим девочкам убирать осколки недавнего чуда. Тайе Онни уже куда-то исчезла, она терпеть не могла убираться, поэтому всегда и подбирала дежурных в самом начале занятия, выдавала им инструкции и перчатки. Ее можно было даже позвать, если что-то случится: у одной из девочек на шее висел специальный свисток. Если бы кто-нибудь из них вдруг превратился в козочку или вроде того, она бы обязательно пришла на помощь. Не знаю только, чем. Посоветовала бы перекувыркнуться через голову и не пить из подозрительных склянок, наверное.
Жидкости уже не бурлили — так, немножко шипели, иногда пенились. Цвета потускнели, а чтобы не дай бог у нас на руках не выросли какие-нибудь цветочки, девочки выдали нам садовые перчатки.
Мы напросились отнести бумаги тайе Онни к ней в кабинет.
Меня дежурные знали: видели пару раз мельком, когда сами получали от Онни наставления и указания. Я тоже знала их, в лицо, не по именам.
Поэтому бумаги мне доверили.
И мы дошли до кабинета без проблем. Коридоры нами сегодня наигрались.
Увидев нас, тайе Онни нахмурилась:
— Почему вы не на занятиях? Ладно Бонни, но от тебя, Эль, я не… Хотя припоминаю твою рыжую макушку на лекции. В следующий раз хоть платочек повяжи, что ли. Ты будешь это проходить года через два, а пока занимайся тем, чем тебе положено заниматься: медитируй. Ты ведь об этом хотела попросить?
— Не совсем, — вмешалась было Бонни, но я ее перебила.
— Нет, но почему нельзя? Толку-то с медитации…
— Чтобы творить магию, нужен магический запас чуть больше, чем у новорожденного котенка. Медитации с этим помогают. Да и теорию тебе еще тянуть и тянуть… — отмахнулась Онни и как-то сразу вся подобрев на лицо повернулась к Бонни, — что случилось? Ты ведь не стала бы отвлекать преподавателя от дел из-за какой-нибудь ерунды?
Я постаралась не скривиться: Онни переборщила с сахаром в своей сладенькой улыбочке.
— За Элей увязался мертвец… — сказала Бонни, стушевавшись.
— Это как?
— Мне приснилась мертвая бабушка, которая просила перевести меня через дорогу, — вздохнула я, — Бонни очень беспокоится. Настояла, чтобы я поделилась этим с вами.
— Когда я говорила о ерунде, — закатила глаза тайе Онни, — я имела в виду именно такого рода ерунду. Я понимаю, твоя бабушка… мама? Не важно, рассказывали тебе всякие приметы, Бонни, и твое стремление защитить подругу похвально. Но… оставь их за порогом. Магия — это не бабушкины суеверия, магия — это наука. М-пентаграмма защищает всех учениц Академии от призраков, и…
На Бонни было жалко смотреть. Она вся съежилась, сгорбилась, повесила свой длинный нос, уткнулась взглядом в землю, нахохлилась — так же, как нахохлилась Каркара на ее плече.
Как будто почувствовав мой взгляд, ворона начала выбирать из хвоста перья — одно за другим. Я посмотрела на Бонни: та накручивала на пальцы выбившуюся из прически прядь.
— Простите, — вмешалась я, потому что молчать не могла, — но вы уверены? А если призрак сильный, или…
— Ведьмы, которые ее придумали, были куда сильнее. Можешь посмотреть в учебнике, кто это был, потому что у них там страницы по три достижений на каждую, — фыркнула Онни.
— Моя бабушка была ведьмой, — заметила я, — сильной ведьмой. И у нее тоже много страниц достижений.