Коридоры, немного закружив нас, выплюнули прямиком к тому самому аквариуму с рыбками. Нет, они точно живые.
И скорее добрые.
Небезразличные коридоры, которые привели Бонни к утешению. И почему рыбы справляются с моей подругой лучше меня? Коридоры лучше справляются.
Бонни прижалась к аквариуму щекой. Уродские рыбы подплыли к ней и ободряюще, вот ей бог, ободряюще! Стучали страшенными мордами в стекло.
— Я… плохо подобрала слова. Извини, — сказала она наконец.
— В следующий раз сравнивай меня со стройным тополем, или с храмом святого Рагнария, если тебе так хочется проводить параллели, ладно?
— Да, конечно… но ты же мне веришь?
Я кивнула.
— Я тебе верю. Хочешь, э-э-э… обнимемся? Ты можешь пореветь мне в плечо или вроде того, я не против, вот.
Бонни вдруг рассмеялась.
— Нет, мне уже лучше. Пошли чинить Каркару?
— Лечить, — улыбнулась я, — пошли.
Подумаешь, еще разок прогуляем шенский. Зато… все еще подруги.
Я не умею дружить по-настоящему, как-то не удавалось мне это, если честно… но учиться проще, когда твои ошибки принимают и понимают.
И… когда делаешь их не в одиночестве.
Глава 14
— Бонни, ну ты дае-е-ешь, — присвистнул Щиц, — я ж текучую кровь на самый крайний случай колдовал. Мало ли, кошка там сцапает или еще что. Но вот такого… Мог и забыть.
Бонни потупилась.
— Извини. Все равно тайе Онни догадалась…
— Тот, кому плохо, не должен извиняться, — вздохнул Щиц, — ты, главное, не расстраивайся, тайе Онни вроде не слишком вредная, обойдется, а я только рад размять пальцы, — он демонстративно щелкнул костяшками, — признавайся, опять тебя Эля довела?
— Нет…
— Это из-за меня, но не совсем, — перебила я, — Бонни уверена, что призрак моей бабушки существует. И мы пошли и рассказали тайе Онни. А тайе Онни сказала, что это все воображение. Очень… веско сказала.
Щиц задумался, облокотившись на край чугунного котла. Каркара сидела рядом, в любой момент готовая вспорхнуть ему в руки и вернуть себе перья. Я бы даже сказала, что она ждала этого с нетерпением, не будь она такой дохлой.
В прошлый раз он не поверил, но… я все-таки надеялась, что еще одного свидетеля будет достаточно.
— Хм… Тогда твоя бабушка — очень-очень сильный призрак, — наконец заключил он, — а что она делала?
Я выдохнула — неужели все-таки поверил? Мы с Бонни переглянулись, улыбнулись друг другу: чем больше единомышленников, тем лучше.
Я даже не хотела загадывать, что бы случилось, если бы и Щиц поднял нас с Бонни на смех. Я-то ладно, но Бонни необходимо было его доверие. Хоть чье-то доверие.
— Ну, она мне приснилась и просила перевести ее через дорогу. А потом через ручей. А потом через озеро, — кратенько поделилась я.
— И ты отказала все три раза? — Щиц подался вперед, — Отказала же?
Странный он какой-то. И зачем так волноваться? Вон, даже пальцы на краю котла сжал так, что к гадалке не ходи: вмятины останутся.
— Ну, я играла с ней в игру… и…
Щиц вдруг затряс меня за плечи, как тряпичную куклу. Лицо его побледнело; я даже не поняла, как он тут оказался, только что стоял у котла, и вот в противоположном углу комнаты меня трясет.
Бонни взвизгнула от неожиданности, подбежала, уцепилась за локоть Щица, что не слишком помогло.
— Ты играла в игру? С мертвой?!
Я вцепилась в его запястья.
— А что, нельзя?
— Нет!
— А меня кто-то об этом предупреждал, по-твоему?! — Рявкнула я, — Может, курс был по общению с мертвыми? И не надо мне тут «любой ребенок знает»! Я же не говорю, что любая пятилетняя девочка знает сто шенских иероглифов только потому, что я их тогда знала! Хватит! Меня! Трясти!
Прошло несколько секунд перед тем, как Щиц разжал руки. Отступил. Почесал следы от моих пальцев на руках.
— …больно, — сказал он, — не знал, что нарушать прямой приказ так больно… Извини, ты не виновата. Я сейчас упаду на пять минуточек, но это ненадолго.
И он правда рухнул: сначала на колени, потом совсем.
— Боже, — выдохнула я, глядя на скрюченное тело, — это я, что ли?
Бонни присела рядом, приложила ладонь к его лбу.
— Не совсем. Просто он твой фамильяр, и он не послушался. А еще он забылся и как-то… переместился к тебе через полкомнаты… не знаю, наверное, когда магический запас, как у него, такое сложнее переносить.
Я тоже подошла, села, взяла его за руку.
Следы от моих пальцев на его запястьях расцветали огромными синяками. Вряд ли дело было в той силе, с которой я их сжимала: для Щица я все равно что новорожденный котенок. Похоже, это из-за того, что это были именно мои пальцы.
Еще один парень оказался в моей власти. Но не эмоциональной, а чисто физической. Щиц не мог ослушаться моего приказа без последствий и вряд ли смог бы меня ударить. Зато я была вольна делать с ним, что хочу.
Это и есть суть связи хозяина и фамильяра?
Я освободила его от участи раба Академии, но к себе привязала его еще сильнее. Имела ли я право?
Но ведь он сам согласился. Сам пришел. Прошел ради этого непростой путь и пришел. Значит ли это, что он разрешил? Или он просто был в таком отчаянии, что хватался за соломинку?