Я вам покажу!

Яга замерла за своим столом, в глазах Главного мелькнуло любопытство, а у меня появилось ощущение, что я уже по щиколотки ушла под пол, выстланный ковролином.

— Во-первых, — сказал шеф, и его взгляд вонзился в меня как скальпель, — я не знал, что вы придаете такое значение этим ответам. Я предполагал изменить только форму общения с читателями, хотел, чтобы вы целиком сконцентрировались на работе нового отдела. Во-вторых, если вы справитесь и с теми, и с другими обязанностями — пожалуйста, но чтобы никаких жалоб. В-третьих, генеральный директор не идиот, мы все это прекрасно знаем, в-четвертых, если вы хотели со мной решить вопрос зарплаты, то следовало сказать об этом прямо, а не жаловаться пани Яге, в-пятых, мне не раз приходила в голову мысль, что мои синапсы дают сбой, к примеру, вот хоть сейчас: я вообще не понимаю, почему я еще с вами разговариваю. Но платить за две ставки я вам не буду! Вы можете получать немного больше, но уж определенно не за две!

Должно быть, я выглядела полной идиоткой, потому что в глазах шефа мелькнула точно такая же улыбка, какую я иногда замечаю во взгляде моего обожаемого социолога. Я стояла как вкопанная и ничего не понимала, ну совершенно ничего! Он меня выгоняет и при этом дает ставку? Увольняет он меня или нет? Я должна это немедленно выяснить.

— Так вы меня увольняете? — спросила я, и меня бросило в жар.

— Пани Яга, — Главный обратился к секретарше, — объясните, пожалуйста, пани Юдите все до конца, потому что я бессилен. Я женат, мне этого хватает и дома. Господи, и почему я работаю в бабском журнале, а не в «Плейбое»? Почему я на это согласился? Почему я не занимаюсь тем, что люблю? Больше всего я люблю ловить рыбу… в одиночестве, на Снярдвах [10]… — погрузился в мечты шеф. — Скажите пани Юдите, что завтра в десять у меня совещание с генеральным директором, тем идиотом. Надо будет его убедить в необходимости создания нового отдела. А теперь позвольте откланяться.

Мы остались одни. Я опустилась в кресло возле двери, у Яги начался нервный смех.

— Так в чем дело? — дружелюбно поинтересовалась я, и меня вдруг окутали тепло и сонливость.

— Именно в вас! Будет новый отдел по связям с читателями, неизвестно, правда, еще, как он будет называться, вы будете им руководить за несравнимо большие деньги! Зачем вам эти письма?

В свою редакцию я вернулась на ватных ногах. Ко мне подлетели Кама и Эва.

— Меня тошнит, — сказала я и почувствовала, что сейчас отдам концы. — Воды…

— Он уволил тебя?!

Я посмотрела на них отсутствующим взглядом, залпом выпила стакан негазированной воды и разразилась истерическим смехом.

— Это нервная реакция на увольнение, не переживай, в журнале «Пани и пан» требуются редакторы, я порекомендую тебя, — утешила Кама, а я не могла справиться со смехом.

— Юдита! — Эва заботливо склонилась надо мной. — Что он с тобой сделал? Что он с тобой сделал, этот сукин сын?

— Повысил в должности! — с трудом выдавила я из себя.

Да, я знала: жизнь — прекрасная штука.

По дороге домой я купила шампанское, притом не какое-нибудь дешевое за девять злотых, а за двадцать четыре. Тосе купила колготки в сеточку, в которых она наверняка получит воспаление придатков, зато они модные. Я бы ни за что в жизни ничего подобного не надела, а значит, ей они должны понравиться. Голубому я куплю настоящую авторучку, о которой он давно мечтает, и он будет посылать мне собственноручно написанные письма, и я смогу зачитываться ими до конца своих дней. Или во время супружеских кризисов. Так я решила. А себе куплю гидромассажер, на который с Нового года меня подбивает Уля. Ей такой подарил муж. Не понимаю, почему я должна покупать себе сама, если ей подарили, но ведь не годится, чтобы мне этот массажер покупал ее муж.

Голубой видел Улину домашнюю джакузи, но почему-то не побежал в магазин, чтобы инвестировать средства в нашу ванную. Наверное, и правильно, потому что теперь я сама, став обеспеченной женщиной, весьма недурно зарабатывающей, перспективной, смогу побаловать себя роскошной покупкой. Я заключила новый контракт, мне и не снилось, что когда-нибудь я стану столько зарабатывать, конечно, вместе с письмами, которые тоже придется тянуть мне!

Когда я приехала домой, Тося с Адамом сидели перед телевизором и смотрели футбол.

Я остановилась в дверях, но никто не обратил на меня внимания, только Борис, благодетель, вскочил и помахал хвостом.

— Добрый день! — громко и радостно произнесла я.

— Штрафной! — ответил Адасик.

— Счет два — ноль! — воскликнула моя крошка, не отрывая глаз от экрана, на котором десятка два мужиков бестолково носились взад-вперед, и почему-то даже никто не засек им время.

— У меня есть для вас сюрприз! — не сдавалась я, произнеся эту фразу тем же радостным тоном, не желая снова оказаться в плену своих комплексов.

— Бей, бей, бей!!! — крикнул Адам коротышке, который подбежал к мячу.

— Меня повысили!

— От-лич-но! Гол!!! Мать твою, есть! — заорали оба, по-прежнему прикованные к телевизору.

— Я буду теперь очень много зарабатывать, — продолжала я.