Я вам покажу!

— К сожалению, да, — сказала Кама и с сочувствием покосилась на меня.

Знаю-знаю, в чем дело — она завидует мне, вот что. Она так и останется сидеть на письмах, и мой потрясающий текст просто выводит ее из себя, вот и все.

— А посмотреть можно?

— Не можно, а нужно.

Когда я взяла в руки гранки, то поняла, что я не доверяю не только никаким мужчинам, но и собственным глазам.

Я схватила гранки и побежала к и.о. Любишу. И.о. Любиш, завидев меня, изобразил на лице улыбку.

— Неплохо, пани Юдита, неплохо…

— Простите! Что это такое? Это не мой текст!

— Пани Юдита! — В его исполнении это прозвучало как «паааани Юдиииита». Он сокрушенно развел руками и пригласил меня сесть. — Давайте обсудим спокойно…

Я положила текст на стол, закинула ногу на ногу, потом опустила, потом снова закинула. «Я не нервничаю, не нервничаю, — повторяла я про себя, — все в порядке, я спокойна».

— Кто-кто, а я вас прекрасно понимаю. — Любиш наклонился над текстом и постучал своим ухоженным ногтем по гранкам. — Но прежде чем вы выскажете свои претензии, прежде, — он выдержал сценическую паузу, — пожалуйста, глядя мне прямо в глаза, скажите с полной уверенностью, что я был не прав! Вам, и исключительно вам, я все объясню…

— Извольте, — с достоинством сказала я и все-таки приняла нормальную позу.

— Когда вы вышли на вокзале в Калинине, какая была погода?

— Простите, паршивая, как я и написала, — промозглая сырость, туман!

— А если бы вы поехали на три дня раньше? Да что там на три дня! На два месяца? Или на три? Вас бы встретила золотая польская осень, разве нет? Солнце! Нежный ветер, ласкающий крыши домов! Лазурное небо! Правда? А значит, какое имеет значение, что было туманное утро? Для вас — да! Я согласен! Это правда факта! И для меня тоже! Безусловно! Но для читательницы? Она сидит дома, скучает, тяжело работает, смотрит в окно — и каково ей?

У меня немного закружилась голова.

— Какое имеет отношение к статье «каково ей»?

— Вот именно! У нее тяжело и скверно на душе! А зачем она читает наш журнал? — Он ударил кулаком по столу так, что я подпрыгнула. — Чтобы уйти от всего этого! Уйти! Ощутить оптимизм, хотя бы на минуту, а не сочувствовать несчастной журналистке, которая тащилась на единственном поезде, потому что другие отменены! Зачем писать об отменах? О неприятных вещах? Вы теряете главное, затушевывается цель, я вас понимаю, я — да! А читательницы? Они хотят радоваться, что кому-то повезло! А что вы им предлагаете? Дешевого парикмахера, банковские махинации!

— И несмотря на все, эта женщина не потеряла надежду, уехала искать счастья в другом месте, решила начать все заново, и это важно!

— Пани Юдита… мне казалось, что я имею дело с умным человеком. — Я не ослышалась, он именно так и сказал. Любиш взял в руки мой первоначальный текст и потянулся затем, чужим, уже сверстанным. — Поскольку вполне могло быть погожее утро, мы так и написали «погожее», почему бы и нет? Поправьте меня, если я ошибаюсь… «Промозглое, тоскливое зимнее утро», а я предлагаю: «Стояло погожее и морозное утро, когда я добралась на место». «Сонный город, в котором еще недавно кипела жизнь» — зачем это? Зачем? «Небольшой, кипящий жизнью город» — разве это не лучше звучит? «Закрытое кафе» — ну и хорошо, меньше жрут водку! Пани Юдита…

«Ты, чертов манипулятор! — взвыла я, а он отскочил к стене. — Ты не имеешь права притрагиваться к моему тексту!!! Ты мог бы его не печатать! Можешь ставить свою фамилию под этим собачьим бредом! Я не позволю так со мной обращаться, ни секунды, можешь меня уволить, но я не буду марионеткой в твоих грязных лапах!»

Я открыла глаза и прикоснулась к верстке.

— Это не мой текст, — сказала я и чуть не умерла от страха. — Я понимаю вас, но это не мой текст. — Адам бы мной гордился.

— Дорогая пани Юдита! — Любиш улыбнулся, словно он был врачом-психиатром, а я — давнишним завсегдатаем его отделения. — Вы же меня понимаете, правда? Давайте договоримся так: я вам даю свободную тему, да. — Он поднял ладонь, как на митинге, как будто желая удержать меня от комментариев, и ему это удалось. — Следующая тема будет свободной, а этот текст кладем под ковер! Дело прошлое! Забудьте про эту статью, за новую я заплачу вдвойне, убытки несу я, а вы приносите в мартовский номер любой большой, на восемь столбцов, текст! Такой же хороший! Животрепещущий! В который я не вмешиваюсь! Текст, который вам подскажет сердце, о'кей? А к старому давайте уже не будем возвращаться.