Я вам покажу!

— За задержанным несовершеннолетним ребенком должны являться родители, если у задержанного отсутствует документ, подтверждающий его личность.

— Родители в Австрии, — кротко сказала я, — он на моем попечении.

— И даже не знает, как зовут его мать?

— Агнешка, — поспешно сказала я, а потом вспомнила: в метрике у Агнешки первое имя [38] — Ядвига, но она никогда в жизни им не пользуется. — Или Ядвига.

— Я им то же самое сказал, тетя, но они мне не верят!

— Пожалуйста, — человек в мундире внимательно посмотрел на меня и жестом пригласил пройти в соседнюю комнату.

Я улыбнулась, желая ободрить племянника, и ушла с полицейским.

Мы сели друг против друга.

— Они ехали без билета. Вы представляетесь тетей и не знаете, как зовут вашу сестру, да?

— Двоюродную сестру, — уточнила я.

— Можно я взгляну на ваши документы?

Я порылась в сумке и протянула паспорт. Он внимательно его изучил и вернул мне. Видимо, поверил, что я — это я, потому что потер лоб и сказал:

— Всех четверых привел контролер. Ехали без билета. И без карточки учащегося. Ваш племянник не мог вспомнить, как зовут его мать. Его друг не мог вспомнить, где он живет. Их подружка не могла назвать свою фамилию. Вторая сказала, что не знает, кто у нее отец. Это похоже на издевку. Ваш племянник назвал место рождения — Триполи в Ливии. Его приятель сообщил, что родился в Злитене. Я был вынужден задержать всех четверых, наш долг не оставлять без внимания такое поведение. Поймите, у нас нелегкая работа.

— Но простите, — я обрадовалась, что могу быть им полезна, — он и в самом деле родился в Ливии. Мой зять был там по контракту! Правда, Агнешка сразу же после родов вернулась в Польшу. Ливия — страна не для женщин. Арек тоже родился в Ливии, только его отец был там по частному контракту, а у Петрека — по линии ООН.

А Агнешка просто ненавидит свое настоящее имя и поэтому называет себя вторым, ну и бедный ребенок не знал, как вам ответить! При этом только у мальчиков гражданство польское… наверное, польское, — добавила я на всякий случай и была очень довольна собой, потому что все объяснила.

Я откинулась на спинку стула и бросила взгляд на пишущую машинку. Как приятно оказаться в месте, где еще стоят пишущие машинки, а не бездушные компьютеры.

— А почему его дружок не знает, где живет? — Полицейский с подозрением уставился на меня. — Мы здесь не для того, чтобы шутить шуточки.

— Я знаю! — Слава Богу, я знала от Агнешки кое-что о семье Арека. — Они недавно переехали из Варшавы, от дедушки с бабушкой. И малый не знает, где он прописан — в новом доме или еще в Варшаве.

— А девочки?

— Девочек я не знаю, — предупредила я. — Но подумайте сами, случается ведь, что кто-то не знает своего отца. Может быть, я поговорю с ними?

— Ладно, попробуйте, — сказал страж порядка, глядя на меня как на сумасшедшую. Еще бы — я с одного слова понимала то, что у него в голове не укладывалось.

Мы вернулись в комнату, где смирно сидели дети. Но моя помощь уже была не нужна. Две женщины прижимали к груди двух девочек.

— Какие же вы бессердечные! — горячо воскликнула одна из мамаш. — Ребенок вам все объяснил!

— В протокол необходимо внести имя отца, — настаивал полицейский.

— Ну я же вам говорю, что процесс об удочерении еще не закончился. Отец девочки лишен родительских прав, а ее удочеряет новый муж! Так какое имя и какую фамилию вам сообщить?

Полицейский беспомощно развел руками:

— Какие хотите. А ваша дочь? Почему она сказала, что не знает вашей фамилии?

— Грушенька, — породистая женщина крепко прижимала девочку, — ты не помнишь? У меня теперь фамилия, как у дяди Адриана! Я же тебе говорила. А у тебя папина. Я после свадьбы, вместе с твоим дядей, отказалась от своей девичьей фамилии, но уже не могла взять фамилию папы, разве ты не помнишь? Мы же с тобой говорили об этом.

Полицейский смотрел на нас с неприязнью. Я не завидовала ему. О tempora, о mores! [39] Я засунула малолетку в полученную недавно из ремонта машину и медленно поехала домой. Малый молчал.

— Извини, тетя… я не хотел…

Он должен был еще добавить: «Я не нарочно». Возникло ощущение дежа-вю. Как маленькая Тося.

— Почему у тебя не было билета? Я же дала тебе деньги! — вздохнула я с чувством вины, потому что он был оставлен со мной, чтобы я за ним присматривала, и вот как он мне отплатил за доверие.

— Потому что поезд уже отходил, за билетом я не успел. А когда хотел купить у проводника, было поздно, потому контролер уже нас поймал. А у Арека не было карточки учащегося, и у Агатки, и у Зоей, ну а я не хотел быть лучше… и сказал, что у меня тоже нет. Я не думал, что он отправит нас в отделение! Но было уже слишком поздно!

Я молчала. У меня не было сил. Почти семь часов, на работе — полнейший провал, я чувствовала себя так отвратительно, что надо было либо немедленно рухнуть в постель, либо напиться, либо принять успокоительное и лечь спать, а лучше — все сразу.

— Не сердись, тетя, ладно?