Иногда Юра даже не снимал медицинского халата, и тот смешно выглядывал из-под куртки. Надя ужасно гордилась своим кавалером, ее даже перестали волновать злобные взгляды Галины Львовны. А чего учительница, собственно, ожидала? Она же ему в матери годится! По средам Юра никак не мог ее встретить, и Надя сама заходила к нему в диспансер. Она устраивалась внизу, на дерматиновом кресле, читала медицинские плакаты, развешанные на стенах и повествующие о том, как правильно чистить зубы, и ждала, когда освободится Юра. Ей было так приятно видеть Юру с его пациентами! Он выглядел как настоящий доктор, давал советы, ругал своих подопечных за то, что они не выполняют его инструкций. Надя все больше убеждалась в том, что Юра – это ее судьба, ее счастливый билет.
Наде не хватило смелости прийти и честно рассказать Марии о том, что с ней происходит, но вот самостоятельно принять решения, которые совершенно, в корне меняли ее жизнь, она посмела.
– Поступать буду в институт культуры. Наверное, на хоровое.
Это было сказано уже после официального знакомства мамы с Юрой.
Мария поняла: что-либо говорить бесполезно, уже все сказано, – и закусила губу. Значит, все зря, жизнь летит под откос, все старания – псу под хвост.
Вот только о том, что это решение Надино, а не Юрино, она догадаться не могла.
Надя сама не заметила, когда именно жизнь в Юриной семье стала вдруг ее тяготить. Не так уже радовались ей сестры; Любовь Андреевна, та и вообще перестала с ней общаться, правда, по причине необыкновенной своей занятости. Только Егор оставался по-прежнему добродушным и приветливым. Надя старалась как можно позже приходить домой, свои рабочие планы писала в учительской, все равно Юра, как правило, задерживался на работе.
Работа педагога Наде нравилась, это было настоящее творчество. А какое же счастье, когда видишь плоды своего труда! Завуч периодически сидела на Надиных уроках и не всегда поддерживала молодую учительницу с ее нововведениями.
– Какое тебе рисование еще? И так урок тридцать минут! Не успеешь ребятишек к зачету подготовить.
– Успею, Наталья Львовна, успею. Они все равно могут сконцентрироваться за пианино только минут на пятнадцать, дальше устают. А так мы сначала поиграли, а потом нарисовали то, что играли.
– Ой, Надежда, выдумщица ты! Вот уж не думала. Ты же замкнутая такая вроде была. Все за инструментом. А оказывается, и рисуешь, и лепишь.
– А я знаете, что поняла, Наталья Львовна? Важно, чтобы тебе самой стало интересно. Тогда сможешь и ребенка музыкой заразить. И все получится. Детей ведь только способных принимаем. А почему отсева столько? Если родители сознательные, то ребенок будет учиться, а если дома всем все равно, то к 3-му классу ищи-свищи этих учеников. А ведь столько труда вложено. Хотелось бы, чтобы задержались.
– Так вот и мне хотелось бы, – Наталья Львовна вздохнула. Надин живот для человека понимающего был уже заметен. – Но вот у тебя, Надя, дело молодое. Поработаешь у нас с годик – и в декрет? Что нам с твоими ребятишками тогда делать? После всех этих нововведений?
Надя сама никак не решалась начать такой сложный разговор. Но говорить все равно нужно. Она глубоко вздохнула, как перед ответственным выступлением:
– Наталья Львовна, я все рассчитала. Мне рожать в июне. Ребят до конца года доведу, к первому классу подготовлю. Ну, а в сентябре решим. Может, вы мне этих троих доверите, пару раз в неделю как-нибудь из дома буду вырываться.
– Загадывать не будем. Давай договоримся так: к школе уж ребятишек готовь сама. В первый класс пойдут к Симе Измайловне. Не спорь. А там видно будет.
Надя никак не могла успокоиться после разговора с Ритой, ей нужно было кому-то рассказать о своих сомнениях, кто-то должен был уверенно ей сказать, что это все не так, наветы беспочвенны, у вас с Юрой все хорошо, а будет еще лучше.
Для откровенного разговора женщина неожиданно для себя выбрала маму. К тому времени Надя уже год прожила в семье Соловьевых. Мария находилась в постоянном ожидании этой беседы, особенно после встречи с Любой. Тогда, правда, Надя еще не была беременной. Мария не поняла, изменилось ли отношение Любы к невестке, когда та узнала о предстоящем рождении малыша, или нет. Ей показалось, что Соловьевы обрадовались. Понятное дело: больше метров при расселении получат.
Они сидели на кухне и пили чай, как когда-то давно. Тогда, когда мать и дочь можно было считать единым целым, когда они смотрели в одну сторону и обеим казалось, что видят они одну и ту же цель.
Надя начала без длительных предисловий, нервно тарабаня длинными пальцами по клетчатой клеенке: