Я вернулся за тобой

Смотрю на Сашу и обдумываю предложение Харрисона. Он никогда не сможет контролировать этого ребенка. Потому что она не ребенок. Она — киллер. Но…

Смотрю вниз на улицу, мимо здания суда и позволяю взгляду упасть на католическую школу через дорогу от городских зданий.

Но Форд живет здесь. В двух милях через дорогу от парка. В парке есть бассейн. И старый трамвайчик, который ездит посередине сраной улицы. Его жизнь сейчас напоминает картинку с открытки.

Саша любит Форда. Он бы забрал ее, я знаю.

Я останавливаюсь на красный свет и просто пялюсь на школу, пытаясь представить Сашу нормальной и счастливой.

Я хочу этого для нее, правда. Но… она слишком нужна мне, чтобы я отпустил ее.

В следующий раз, когда я поднимаю глаза, свет сменяется зеленым, так что я сворачиваю налево назад к шоссе. В месте, в которое я везу Сашу, она бы захотела оказаться в последнюю очередь на Земле.

«Все правильно, Джеймс. Ты — придурок. У тебя есть шанс дать девчонке новую семью, но — нет. Ты отклоняешь такую возможность для нее, чтобы она могла сыграть свою партию в твоем больном плане, который никогда не сработает».

Но самое забавное вот что… Тет не беспокоится о чьих-то смешанных чувствах. Поэтому позволяю Джеймсу ускользнуть с проходящей дороги. Джеймс затихает, и вступает Тет.

В конце концов, он единственный, кто положит всему конец.

Он единственный, благодаря кому мы все еще живы.

И прямо сейчас остаться в живых — единственное, что имеет значение.

Пока не придет время убивать.

Глава 4

Саша

Когда Джеймс выбирается из грузовика, я наблюдаю за ним из-под прикрытых глаз. Форт-Коллинс. Форд работал здесь последний год. Здесь живут его друзья. Если я выйду из грузовика прямо сейчас и пойду в байкерский магазин, я могу найти его.

Но Джеймс…

Я переживаю за него. Жду, пока он исчезнет из поля зрения, а затем следую за ним к гаражу. Подсматриваю через дверь, пока он под влиянием какой-то внутренней борьбы. Я знаю, что он здесь сделал. Ник рассказал мне.

Он убил своего брата.

И впервые, когда я услышала об этом, то почувствовала, что Джеймс даже не мог бы мне понравиться, не говоря уже о том, что я бы полюбила его. Но я была неправа.

Когда он выглядит так, будто закончил, я тихо шагаю назад по ступенькам, бегу по тропинке и запрыгиваю назад на сидение, притворяясь спящей.

Когда Джеймс возвращается, и мы снова выезжаем на дорогу, я знаю, о чем он думает, пока мы ждем нужный сигнал светофора. Загорается зеленый, а он все равно сидит и пытается решить между тем, что ему нужно сделать, и что он должен сделать.

Он должен отвезти меня к Форду и оставить там.

И я собираюсь быть честной — часть меня, на самом деле, хочет этого. Часть меня думает, что если кто-то и может исправить меня — изменить и превратить обратно в маленькую девочку — то это Форд.

Но я тихо вздыхаю от облегчения, когда он наконец-то поворачивает и едет на север, прочь от города. И когда спустя тридцать минут он выезжает на шоссе, и мы все еще едем на север, я понимаю, куда мы на самом деле направляемся.

Шайенны.

Он везет меня домой. Только это больше не мой дом.

Я не была в Шайенны с прошлого Рождества с тех пор, как убили моего отца. Я оказалась в больнице, и мои бабушка с дедушкой приехали и забрали меня на свое ранчо на севере, в Вайоминге.

Форд приехал увидеть меня на следующий день после Рождества. Он сказал, что проделал весь путь от Денвера. Почти восемь часов.

И когда он нашел меня, сидящую возле окна в своей комнате, сел рядом со мной и дал обещание.

Его рука холодная, от вождения этого куска дерьма под названием Бронко, в котором он появился. Я отдергиваю руку, но он сжимает ее. Сильно.

Смотрю вверх в его мягкие карие глаза и качаю головой, пытаясь не заплакать.

— Саша, — произносит он, — я клянусь Богом, они не уйдут просто так. Мы сделаем это правильно.

— Как? — спрашиваю его я, проводя рукой под носом, чтобы не хлюпать. — У тебя даже нет понятия, с кем мы имеем дело. Ты ничего не знаешь. Ты даже не наемник.

— Ты права, я не он. Но я консультант. И мой партнер, Мерк, он — наемник. И он до сих пор жив. Я говорил с ним.

Я сжимаю кулаки так сильно, что ногти впиваются в кожу.