Я вернусь…

«…Жду осень. С таким нетерпением, что готова принести ей в жертву все остальные времена года. И я совсем не буду жалеть о содеянном. Мне нужна осень. Очень-очень. Она выпустит на свет тех, кто загнан в темный угол выживания. Она не заставит повторять жестокие, но правдивые слова: „Если мы все одиноки, то в одиночестве мы все вместе“. Она не будет напевать на ломаном английском: „Don't say I'm falling in love“[57]. Осень называют сезоном грусти. Я не согласна: настоящая грусть приходит вместе с летом, когда не с кем разделить щедрость солнца…

Светусвет, я верю, что осень окончательно закрепит то, что может разорваться между нами. Sonbahar[58] двумя кленовыми листьями впархивает в мои сны, нашептывает в коричной дымке, что время победить невозможно. Время лучше прожить-пережить. Но не думай, осень не читает нравоучений. Она мудра. Напоминает о том, о чем важно помнить. «Не поддавайся отчаянию. Наблюдай за листопадом, но со стороны. Прислушивайся к дождю, но не к эмоциям». Как же осень права…

Будучи ребенком, я любила слушать свое сердце. Тайком брала бабушкин фонендоскоп, прикладывала его к груди, укрывалась с головой одеялом, завороженно слушала глухие удары. Несмотря на приятное удивление, мне становилось очень страшно. Боялась, что вот-вот, через считаные секунды, сердце замрет и я перестану жить. Меня охватывала паника. Не хотела умирать, хотя причин для этого в общем-то не было. Но одна мысль о том, что я больше не увижу кукол, родителей, подружек, вызывала неописуемый страх…

И вот я сорвала с себя фонендоскоп, скинула одеяло, оглядела комнату. Убедилась в том, что жива, нахожусь дома. В такие мгновения детской растерянности я по-взрослому понимала, что люди сами себя обрекают на отчаяние. Зачем нырять глубже, чем можешь дышать? Зачем изучать здоровое сердце, если и так ощущаешь его четкие удары?

Светусвет, обещаю не впадать в безверие, с какими бы сложностями ни столкнулась. Теперь у меня есть ты. Теперь я в ответе за двоих…

…всегда твоя М.»

16