Я вернусь

Мы нашей компанией досмотрели эту подземную трагикомедию и начали живо ее обсуждать, осуждая слетевших с катушек парней и размышляя над вредом употребления запрещённых веществ, которые бывают «прущими» и таращащими, но неминуемо приводят к плачевным последствиям. Рано или поздно.

Поздно было на улице. Неприлично поздно. Когда мы вышли на улицу, я заметил, что машин стало совсем мало и только оранжевые вереницы тучных камазов тягуче ползли вдоль бордюров, расчищая сыпавшийся с неба крупный снег. Я поднял глаза к небу. В глаза светил фонарь, крупные хлопья жирного, холодного снега падали на лицо, я выдыхал тёплый воздух, который паровыми облачками взлетал вверх. Меня начала проедать тоска, ужасная тягучая тоска. Мысли в голове смешались. Я понимал, что начинал привязываться к этому городу, но нужен ли я ему. И еще грустнее было от моей Татьяны. Я опустил голову и мои глаза невольно встретились с Таней и я поймал ее взгляд и заметил на лице такую странную улыбку: то ли грусти, то ли радости, то ли точно такого же непонимания.

Вспомнилась эта дурацкая песенка «Мегаполиса»: А усталая Москва спит, ей дела нет, что какой-нибудь лимитчик пишет где-то в электричке: "Ах, эти сумасшедшие москвички!". Не вовремя, некстати, и, конечно, не обо мне. Я был тогда безлимитным. Безлимитным тарифом для всех, кто подключился бы ко мне, что скачать печаль.

– Ну, что, мы идем? – обратился, Миша ко всем. – А то я замерз уже как собака.

Ну, раз Миша замерз, значит, действительно, надо было идти, потому что Миша редко мерзнет. А Таня вообще была не в шубе, а в тонком сером пальто и я подсознательно начал переживать за нее. И мы пошли, пошли в какое-то жутко злачное место. Шли долго, вроде по Тверской. Красивые дома тянулись стройной вереницей. Я смотрел по сторонам с жаждой, пытаясь насмотреться на красивую архитектуру, пытаясь всё успеть, всё впитать. Девочки начали спешить от холода и шли чуть впереди. Миша шагал рядом и почти синхронно со мной поднимал голову. Мы молчали. Он понимал мои ощущения, знает то меня не первый день. И может даже вспомнил, как однажды встречал меня замерзшего из Крымска. Где мне как-то раз пришлось пережидать ночь на вокзале в двадцати четырех градусный мороз.

Но я не хотел сравнивать. Сравнивать эти два города. Потому что я договорился не сравнивать. И я настырно продолжал осматривать дома генерал-губернаторов, сенаторов, дипломатов, полководцев. И остановился на пешеходном переходе. Мы с Мишей догнали девочек и теперь стояли в ожидании зеленого сигнала. Машин не было и девочки перешли. А я остался стоять, остался вместе со своими принципами. Девочки подождали нас немного и пошли дальше. И вместе с ними уходила Татьяна. «Вечноспешашие москвичи». Мне пришла на ум эта фраза в первый день, когда мы зашли в метро ранним утром. И в тот вечер, вечер накануне отлета. Да, они вечно куда-то спешат и, наверное, пропускают, забывают в этой спешке какие-то важные вещи. А оставшиеся за МКАДом, обращают на эти вещи гораздо больше внимания.

Девочки были всё дальше и казалось, что еще мгновение и они скроются из вида. А мы ведь даже не знали, куда идти. Но красный всё горел и я всё стоял и Миша со мной, и коньяк в сумке, который наверняка был «прущий».

Часть 4. DE COGNAC

«Хочу, чтоб ты мне снова доверяла свои руки

Вложила их в мою ладонь и показала мне Москву

Не довелось моей любви не умереть от длительной разлуки

Я не дождался, вновь, когда тебя увижу наяву»

Ненавижу. Я понял, что ненавижу её даже раньше, чем разлюбил. А нет. Люблю. Я метался, думал, лечился. Коньяком, песнями, плясками. Январь уходил сквозь пальцы, утекал. Таял, как и горы снега, лежавшие в Краснодаре в день прилета.

Еще месяц точно моё сердце, мои мысли были там, в златоглавой, с ней, черноволосой. Я хотел вернуться, но никак не придумывал повода. Я жадно читал новости о Москве, подписался на страницу Собянина, мэра московского. Но рутина и новые события стирали грани, чувства, стачивали остриё драмы, резавшей мне душу. Становилось всё спокойнее. Таня отпускала. Лишь иногда среди ночи я вставал, шел на балкон и думал об огнях столицы, об их манящем свете, о самолете, который прогревает двигатели со свистом и зовет к себе на борт странников, мечтателей и коммерсантов.

Прошло много времени. Может, стоило остановиться там, на Большом каретном, перед светофором. Но почти через год она вернулась в беседу в какой-то никчёмной социальной сети, стала писать не мне, но нашим общим знакомым и для меня она была уже пустым сосудом, который был испит до дна. Это я понял для себя однозначно. Но удивительно продолжала расти тоска по городу, в котором она живет.