Я вернусь

Зажравшегося города. Представляете, ленивые москвичи придумали использовать эскалаторы, параллельно земле, горизонтально, без движения вверх. Понимаете? Ты просто становишься на эскалатор и едешь вперед. Не вверх! Вперед! Я теперь понял, что в старости буду нормально гулять по Москве, потому что вместо тротуаров будет вот это. Просто едешь такой и без отдышки.

На другой стороне реки мы вышли на морозец и весело гигикая, перекидываясь снежками завернули за уголок. Я невольно открыл рот. И подошел к парапету. Хорошо, что он есть. Передо мной открывалась, казалось, сюрреалистическая картина. Будто огромный три-дэ принтер напечатал для Москвы гигантский постер с завихренными свечками изогнутыми во все стороны через запад на восток, знакомыми нам по Американским фильмам прямоугольными коробками, скребущими небо и такими гигантскими стеклянными туями. Да, да именно Туями:

– Таня, Танечка, а мы до Москва-Сити доехали?

– Мы в ней вообще-то только что были.

– Как были?

– Ну, вот так…

И я поклялся себе, что в рабочее время я вернусь и обязательно поднимусь на самый верх, чтобы мне завидовал Иван Грозный. Чтобы я сказал: ляпота или ни туя себе. Что мне там скорее придет в голову, и смотрел чтобы на Москву и, кажется, на всю остальную Россию.

Я думал обо всем этом и любовался башнями неблизнецами и в голове крутилась песенка Coldplay «Paradise». Я становился хипстером и это меня пугало. Меня мог вылечить только дешёвый коньяк.

После смски: «Ты знаешь, папа, Москва стала выше» и ответа: «Нет, сынок, это люди стали мельче», вспоминаю небрежно подкинутую мне в двадцать четыре года книгу Гиляровского «Москва и москвичи». Я никогда не видел и не увижу теперь старую Москву, но я всё равно грущу по ней, как всякий фантазер в десять лет мечтавший не о стриптизерше, а о построении машины времени или внедрении в кротовью нору, которая завихрит тебя как башню Москоу Сити и отправит в желаемый год. Например, в 1888, в трактир к Бубнову или Аксёнову.

Почему в трактир? Да потому что с питейных заведений начинается любой город. Ну, ладно, начинается он с достопримечтаельностей, а вечером заканчивается в питейном заведении. Потому что оружейная палата и Останкино закрыты в 23 часа, а «Жигули» и «Чайхана» работают. Как и работали трактиры в позапрошлом веке. И еще в начале прошлого. В них всегда «пьянство, гвалт и скандалы каждый день до поздней ночи». Здесь можно начать с утра «гуляние своё с друзьями».

Теперь место трактиров заняли многочисленные кафе, закусочные и бары. Бары повсюду, их много и в шаговой доступности от станции метро. Достаточно клацнуть в «Яндексе» вкладку бары на карте и вся Москва утыкивается синими флажочками. Не все, правда, круглосуточные. Это минус, потому что в день, когда ты остаешься с сумкой на плече выселенным от гостеприимной Валентины (не за пьянство, а ввиду окончания срока ренты), в такой день очень хочется где-нибудь присесть и желательно до отправления первого вагона метро, а это примерно до пяти сорока утра. Но как назло в такие дни бар-кругляк найти не так просто, а шансы замерзнуть на Большой Ордынке и приехать с обморожением в «московскую городскую» очень велики.

Татьяна встретила нас у станции Добрынинской. С ней были подруги. Неместные, но со знанием дела кривящиеся от знакомых названий баров. Ну, не библиотеки же им оценивать! Зачем их оценивать. Вряд ли я бы в 11 часов вечера сказал одной из них по имени Катя: «детка, давай пойдем в Ленинскую!», а она такая: «фу, там же устаревший фонд и нет свежих подшивок «Коммерсанта», пойдем лучше в Пушкинскую!». Поэтому гораздо более предсказуемой оказался другой наш диалог с Екатериной:

– Ну, что? У нас подруга в «Мухе», – говорю я Катюхе. – Пойдем туда!

– Фу, там же паленое бухло. Пойдем лучше на Пушкинскую (площадь) – там найдем чо-о.

Она так противно протянула в конце это «чо-о», «шо» мне ей хотелось врезать по её жирным прокуренным губам, но она же девушка в центре Москвы, которую я сейчас хотел снять гораздо меньше, чем двушку. Потому что в двушке теплее.

Ну, пошли. «Чо-о» уж там. Мы снова ныряем в метро, проходим мимо уснувшего полицмейстера и двоих с нашивкой «охрана» и ступаем на эскалатор.

Вот что мне полюбилось, так это эскалаторы. Порой бесконечные в Парке Победы, порой короткие, как жизнь лётчика Чкалова, на Чкаловской. Но они неизменно одинаковые и жутко атмосферные. Представляете, сколько они перевезли москвичей, типа москвичей и гостей столицы. В общем, всех тех, к кому постоянно обращается стальной голос, обращая внимание на возможные кражи, предполагаемые террористические акты и неизбежные столкновения с попрошайками.