Я вернусь через тысячу лет. Книга 2

Пылали в селении четыре костра вместо обычных трёх. От костра к костру перебегали женщины и дети. Мужчины не суетились. Они с достоинством поедали крупные куски мяса, насаженные на обгорелые ветки.

Не успел я втащить в свою палатку баул, прихваченный из вертолёта, как вбежал Сар с двумя кусками мяса, насаженными на дымящиеся с тонких концов палочки. Мыслеприёмника на нём не было. На мне — тоже. Объясняться пришлось жестами.

Я помахал ладонью над доставленной вчера вечером из вертолёта складной табуреткой. Посиди, мол…

Сар с недоверием оглядел табуретку и сел рядом с нею на землю, скрестив ноги.

Тогда я спокойно достал из ранца и надел свой мыслеприёмник, разыскал на дне вчерашнего баула шампур, взял перочинный нож со стола и лезвием перегнал на шампур оба куска полусырой оленины. Её явно надо дожаривать, чтобы довести до уровня съедобного шашлыка. Дымящиеся ветки я втоптал в землю, а Сару взамен них вручил перочинный нож и показал, как открывать и закрывать его.

Нож вызвал у охотника полный восторг. Первым делом, конечно, Сар обнюхал его. Запах опасения не вызвал — от ножа пахло подгорелым мясом. Затем Сар осторожно провёл лезвием по пальцу, сложил и снова раскрыл нож и разразился длинной речью. Из неё я понял лишь неизменное «тун эм» и уловил часто употребляемое «кхон».

Ни Сар сегодня, ни Лу-у вчера не спросили у меня про нож: «что это?» Назначение ножа им явно было понятно. Значит, имелось и слово для него. Может, как раз «кхон»?

Под конец длинной речи Сара в палатку влетела Лу-у. Мыслеприёмник, к счастью, был на ней, и я спросил:

— Что такое «кхон»?

— Брат, — ответила она. — Разве ты этого не знаешь?

— Теперь знаю. А как на вашем языке «друг»?

— Кхун.

Для телемоста этого было пока достаточно, и я не стал углубляться в дальнейшие лингвистические исследования. Тем более что видел: Лу-у пришла не просто так. Ей не терпелось что-то сообщить.

— У купов удача, — сказала она.

— Вижу. Рад за купов.

— Купы хотят опять посмотреть сынов неба. Покажи!

— Хорошо. Подержи пока…

Я отдал ей шампур с мясом — больше некуда его деть! — и понёс к выходу телеэкран с динамиками. Потом вспомнил, что дискета с концертом второпях брошена в первый баул, который я приволок из вертолёта. Пришлось порыться. В конце концов всё было налажено, пошёл звук, пробежали настройка, заставка, и Омар стал приветствовать с экрана всех купов, Тора, Сара, Кыра…

Теперь я мог присесть к костру и осторожненько дожаривать на шампуре мясо. Очень кстати подвернулась просьба Лу-у! Никто не смотрел на меня — все смотрели на экран. Никто не мог обидеться на то, что я дожариваю блюдо, которое купы считали вполне готовым к употреблению.

Возле соседнего костра увидел я Тора. Он держал в одной руке ветку с мясом, а в другой — раскрытый перочинный нож. Тот, что вчера подарил я Лу-у. То ли отобрал у дочери, то ли сама она отдала…

Значит, надо презентовать ей ещё один!

Тор сидел возле своей хижины. Я уже вычислил её. Из неё часто выбегала Лу-у. А кроме неё, выходила оттуда и входила ещё одна женщина средних лет — возможно, жена Тора, и ещё голопузый кудрявый мальчишка лет одиннадцати-двенадцати. Вероятно, братишка Лу-у. Вся семья вождя?

Впрочем, распоряжался Тор только при появлении опасности. А в спокойной обстановке племя отлично обходилось безо всяких указаний.

В первый раз телеконцерт захватил купов врасплох, и почти все они оставались на месте до тех пор, пока не началась заразительная пляска на экране. Сейчас реакция была иной. Ребятишки рванули поближе к телевизору и уселись перед ним на землю отчётливым амфитеатром: самые маленькие впереди, те что постарше, — за их спинами. За детьми расположились женщины, отложив остальные заботы. Мужчины или стояли поодаль или остались сидеть у костров, как Тор. Правда, перед ним никто не маячил — как-то само собой получилось. Трапезу оставили все. Один я потихоньку жевал мясо, откусывая крохотными кусочками и дожаривая оставшееся на шампуре. Со стороны можно было подумать, что я тут самый голодный.

После концерта, как во всяком приличном обществе, начались танцы. Только на этот раз посреди концентрических кругов оказалась не пустота, а дерево с оленьими головами. И в припеве танцующих почти подряд звучало: ка, ка, кам… То есть, олень, олени… То ли славили животных за то, что позволили себя убить, то ли просили у них прощения.

Не участвовали в танце только старухи — я насчитал их пять! — старик-оружейник, Тор да я.

Оружейник, похоже, был отцом Кыра. И валун-наковальня лежал как раз возле их хижины. А может, хижину поставили возле удобного валуна. И в хижину эту не входила ни одна молодая женщина. Зато вбегали двое подростков, которые уже носили шкуры на поясе и даже участвовали в обороне у Кривого ручья.