Я вернусь через тысячу лет. Книга 2

— Тогда объясни мне вот что… Компьютер сообщил, что ты запросил крупнокалиберный карабин. Зачем?

— Для охоты на ломов. Какие-то громадные мохнатые животные. Племена охотятся на них сообща, допускаю, пистолет их не возьмёт. А увиливать от охоты мне будет неудобно. Я уж вот Бруно по дороге объяснял…

— Ну, карабин тебе не Бруно будет выдавать… — Фёдор усмехнулся. — Зайдёшь перед вылетом. Я пока живу на корабле. А какой-нибудь работе ты своих купов уже учил?

— Меньше, чем хотелось бы, — признался я. И перечислил то немногое в строительстве, что успелось. — Приходится прежде всего заниматься обороной.

— Хотя надо бы — экономикой, — вставил Женька. — А не в войну играть.

— Без обороны там станет не до экономики, — возразил я. — Если бы урумту сожгли хижины, угнали женщин — кому нужны были бы мои экономические советы? И с какими глазами я бы их давал? Странно даже, что приходится это объяснять…

— И вообще… — Фёдор тяжело вздохнул. — Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны… Это ещё великий Руставели подметил.

Женька покосился на командира нашего корабля и умолк. Ни слова больше не произнёс.

Зато, наконец, раскрыл рот Теодор Вебер, молчавший до сих пор.

— Ты упомянул хижины, — произнёс он. — Был ты внутри их? Осматривал?

— Внутрь не был зван. — Я усмехнулся. — Видно, пока не заслужил… Снаружи, понятно, осматривал. Раз уж помогал строить… Так что представление есть.

— Можешь ты это своё представление изложить на бумаге? И лучше с чертёжиком. Чтоб у нас тоже было представление.

— Когда нужно?

— Ну, не горит… — Вебер пожал плечами. — Но рано или поздно придётся заниматься их жильём. Вот жильём для урумту уже пришлось заняться! Так что твоя информация не будет преждевременной.

Никаких особых решений Совет так и не принял. Все согласились с тем, что надо продолжать выполнение отобранного компьютерного варианта. Ни у кого он не вызывал сомнений.

И, наверное, это было самое печальное.

35. Братское кладбище на Рите

После Совета я зашёл за мамой — чтобы вместе отправиться на кладбище. А там уже была полна коробушка: Розита, Светлана — дочь Тушина, медик в Заводском районе, Райко Станев — муж Светланы, начальник завода железобетона. Это из его цехов шли кубики-комнаты по всему материку. Шапочно мы были знакомы — ещё с тех пор, когда я создавал в Заводском районе киберлабораторию. Но в семейном доме встретились впервые. Теперь мы были одной семьёй.

При своём русском имени Светлана выглядела типичной женщиной из Индии: громадные миндалевидные карие глаза, густые чёрные незатейливо причёсанные волосы, смуглый цвет кожи, плавные неторопливые движения полных рук. Горячая южная кровь матери явно забила в ней спокойную русскую кровь Тушина. Казалось, ничего русского нет в этой женщине. Но по-русски говорила она прекрасно.

Райко, напротив, выглядел быстрым, стремительным. Движения его были резки, порывисты, порой суетливы. Чёрный чубчик то и дело метался по лбу. Женщины готовили стол, а Райко всё порывался помочь им, и не всегда удачно.

Я молча понаблюдал это несколько минут, мама заметила мою неподвижность и предложила:

— Пойдёмте вниз. Потом тут закончим. Миша обещал прийти прямо на кладбище.

По пути я забежал в оранжерею, и мне подали готовые букеты.

— Верхова заказала, — объяснил садовод. — Ещё вчера.

Могилы Бируты и Ольги были чистенькие, ухоженные, красивые. Собственно, все могилы на нашем кладбище чисты, все памятники одинаковы — из белого мрамора, привезённого с Плато Ветров, — и только цветы на могилах разнились, и свежие букеты все на особицу.

Когда-то страшно давно, ещё в первой своей жизни, на Земле, перед отправкой в космос, провёл я три недели у Бируты дома, в Меллужи, на Рижском взморье. Бирута тогда возила меня в Ригу, показывала красивейший город, в который я попал впервые, и однажды мы забрели на воинское братское кладбище. Оно поразило меня прежде всего полной одинаковостью строгих скромных могил. Я удивился этому, а Бирута прочитала мне старинные стихи, из которых запомнились несколько строчек:

…Что ж я нынче брожу, как по каменной книге,
Между плитами братского кладбища в Риге?
Белых стен и цементных могил панорама…
Матерь-Латвия встала, одетая в мрамор…
Перед нею рядами могильные плиты,
А под этими плитами те, кто убиты
Под знамёнами разными, в разные годы,
Но всегда за неё и всегда за свободу…

— Кто писал это? — спросил я тогда.

— Наум Коржавин, — ответила Бирута. — Лучше него никто не написал об этом кладбище.

— Латыш?

— Нет. Русский поэт. Москвич.

И вот теперь перед моими глазами другое братское кладбище, на другой планете, и сама Бирута под стандартной могильной плитой.

Напишет ли кто-нибудь стихи об этом?