Я вернусь! Неудачные каникулы

Заволновавшись, Иван немного путался в русской грамматике.

— А что случилось, Иван?

— «Что случилось»! Хлеб маслом намазала. Сахар в бумажку завернула. Чай в термос налила. И всё забыла! Вон мешок лежит. Нам с тобой оставила.

— Светлана, что ли?

— Кто же ещё? Знаешь, куда они пошли?

— Знаю. Вон за ту голую гору.

— Иди догони. Устанут без еды. Дела не сделают. Камни читать — это не баранку крутить.

— Да не уговаривай ты меня, и так пойду.

— Я лодку резиновую нашёл, за палаткой лежала. Вечером накачаю — встречу вас, чтоб короче был путь. Вы покричите на берегу.

— Ладно. Покричим.

Я взял клетчатый рюкзачок с термосом и бутербродами, надел лямки на одно плечо и двинулся вдоль озера.

Солнце пекло так, что я боялся превратиться в жаркое. Немного спасала только белая шляпа.

В камышах то и дело слышались всплески. Я думал — утки, что ли… Но не видно, не взлетают. Потом мне объяснили, что это, оказывается, караси. Здоровенные, разъелись на свободе, их тут не ловят.

Идти по берегу озера пришлось довольно долго. В одном месте тропинка порядочно удалилась от воды — огибала болотце. Потом опять вернулась к самому озеру.

Старая лиственница стояла близко от воды. Не стояла, а висела на горизонтальных корнях. То ли подмыло когда-то её корни водой, то ли скотина подрыла, а может, человек побаловался с лопатой — червей искал или так, для забавы, копнул, только оказались эти корни раздетыми. Но лиственница не хотела сдаваться и упорно цеплялась за землю. Три толстых корневых отростка переплелись друг с другом, оголённые примерно на метр, и горизонтально врезываются в уступчик земли, так что тяжёлое дерево стоит на них, как на вытянутых руках.

Я обошёл озеро кругом и оказался как раз напротив лагеря. Ширина озера здесь была метров триста. Иван на берегу накачивал насосом резиновую лодку.

— Иван, приве-ет! — крикнул я.

— Привет! — Он помахал мне рукой.

Немного погодя я начал подниматься на гору. У подножия она была не очень крутая, но, чем выше, тем становилась круче. Деревья тут не могли удержаться, почти не было кустарников и трав. Только мох рос на камнях. Он был оранжевый, похожий на ржавчину, и казалось, что это камни заржавели от старости.

Я уже привык к горам, и мне нравилось одолевать их непрочную крутизну. Отчего-то идти было неудобно. Рюкзак, что ли? Я надел его на обе лямки, чтоб не мешал. Нет, всё равно… А, сообразил. Недостаёт горного молотка. Я всегда держал его за головку и опирался на рукоятку, как на трость.

Солнце вдруг скрылось, день померк. Я взглянул на небо. Густая чёрная туча, проглотившая солнце, висела прямо над головой. Кажется, в самом деле будет дождь. Напророчил Иван. С вершины горы озеро виднелось далеко внизу и отсюда, с высоты, казалось меньше. А туча была близко. Пожалуй, если хорошенько размахнуться да швырнуть в неё камень — долетит.

За озером широким полукольцом поднимались горы, редко — с оголёнными серыми боками, а больше — в зелени лесов. А что это там синеет? Река? Нет, тоже озеро. И ещё одно. Словно кто-то плеснул в огромную зелёную чашу голубой воды.

— Э-эй! — кричу я. — Э-эй! Ого-го-го-о!

Никто не отвечает. Может, они вон за той гривкой? Не стоит идти вниз. Не работают же они в лесу из старых лиственниц, что тянется у подножия горы и в долине. Геологам подавай голую землю, красоты природы для них — между прочим, в порядке развлечения.

— Ого-го-го-о!

— Го-го-о!..

Эхо? Нет, кажется, Карписа голос. И собака лает. Тузик, конечно. Гривка загораживает склон горы. Добираюсь до неё и прежде чем успеваю подняться на этот горный выступ, вижу Тузика. Он стоит на задних лапах, опираясь передними на старый, обросший мхом камень, и с любопытством смотрит на меня.

— Ура! — через минуту кричит Карпис. — Походная кухня прибыла!

— Как ты догадался? — удивляется Светлана.

Я не хочу присваивать чужие заслуги.

— Иван послал.

Марков стоит, чуть опираясь на молоток, лицом ко мне и спиной к обрыву — гора в этом месте почти отвесная, как стена, падает вниз. Если он неосторожно пошевельнётся, то будет лететь чуть ли не тысячу метров, тут не за что зацепиться — ни бугорка, ни кустика, только камни.

— А мы уже досадовали, что придётся работать голодными, — улыбаясь, говорит Марков.

Разве он не видит, что у него за спиной? Задрал голову:

— Подозрительные тучки.

Знает он, что за спиной обрыв. Но ему не страшно. Привык. Сколько уже лет он так ходит по горам? Он ходит по горам, как по улицам.

Мне нравится, как Марков невозмутимо стоит спиной к обрыву. Мне нравится, как он улыбается. Как он спокойно говорит: «Подозрительные тучки». Как он утром воспитывал Тузика. Всё мне в нём нравится.

— Ты иди в лагерь, Гарик, — говорит Светлана.

— Иван обещал приготовить обед, — успокаиваю я её.

— Пусть останется, — вмешивается Карпис. — Ему интересно…

— Оставайся, Гарик, — говорит Марков. И смотрит на Светлану. — Пошли?

— Пошли, — кивает Светлана.