Я везучий. Вспоминаю, улыбаюсь, немного грущу

Михаил Михайлович Державин Я везучий. Вспоминаю, улыбаюсь, немного грущу

Фотография на переплете: © Михаил Гутерман

Фотография на переплете: © Михаил Гутерман, А. Поддубный, а также архива Государственного бюджетного учреждения культуры города Москвы «Московский академический театр сатиры».

Во внутреннем оформлении книги использованы фотографии Г.В. Несмачного, В. Осьмушка, М.Н. Пазий, А.Д. Ломохова, А.С. Поддубного, а также архива Государственного бюджетного учреждения культуры города Москвы «Московский академический театр сатиры», и личного архива автора

Памяти моего отца

Михаила Степановича Державина

посвящаю

Вступление

Профессия актера – чудесная и удивительная, но есть у нее один минус. Она зависима. Порою ждешь подолгу новой интересной роли с новыми яркими красками, развитием характера, глубоким проникновением в жизнь персонажа, с интригующим и органичным текстом. Вот мне и захотелось наконец – не ждать написанного кем-то, пусть даже классиком, текста, а написать себе текст самому. Ведь жизнь я прожил сам. И кому же лучше меня знать ее и рассказать о ней.

Но поскольку многолетняя актерская привычка к партерам дает о себе знать, я пригласил поучаствовать и в этой книге моих близких и друзей. Действительно, раз уж они долгие годы были моими партнерами на жизненной сцене, я предложил им и здесь рассказать – так, как они умеют, беспристрастно, ярко, объективно – обо всем, что только захотят. И я ничуть не ошибся в своих ожиданиях: в этой новой для меня роли Пана Мемуариста друзья и близкие отлично поддержали меня – партнерски, сценически. Наше общее повествование порою даже переходит в диалог, в душевный разговор. А с разговорами – я с детства знаю – книжки интереснее.

Кстати, многие мои сценические партнеры, по какой-то удивительной игре судьбы, были в то же время мне и близкими людьми. Кто-то из них был (и остается) женой, кто-то – родственником, кто-то – другом. А такой мой бессменный партнер по кино и театральной сцене, как Шура Ширвиндт, мало того, что с самого детства мой близкий друг, так еще и соавтор, и худрук всех наших юморесок. Поэтому его вклад в эту книгу трудно переоценить.

Заранее хочу извиниться перед читателем, привыкшим к «разоблачениям и ужасам» из жизни «кумиров». Так уж получилось, что поскольку все рассказывали обо мне действительно объективно и правдиво, рассказать удалось… только хорошее. Зато всё без утайки и предельно откровенно! Согласитесь, это в мемуарах редкое явление. Поэтому вам, дорогие читатели, предстоит с неусыпным напряжением восторга, буквально тая от восхищения, следить за тем, как развивались все блистательные качества моей личности.

Без ложной скромности скажу, я не был Закадром Внекадровичем Нетронутым, был смолоду обласкан зрительской любовью и всесоюзной известностью, но… Все-таки много ролей не было сыграно. Сыгран Медведь в «Обыкновенном чуде», но не сыгран Ланцелот в «Драконе», сыгран Тартюф, но не сыгран Журден… Сыгран Бобчинский в «Ревизоре», но не сыгран Фирс в «Вишневом саде», сыгран Телятев в «Бешеных деньгах», но не сыгран монтер Мечников в «12 стульях»! Сыгран сэр Джордж в «Трое в лодке», но не сыгран негр Джим в «Томе Сойере»… И так сетовать на обделенность можно долго. Практически до бесконечности. То есть сетования могут в общем-то занять всю жизнь. Кстати, этим эффектно занимаются многие мои коллеги, а я почему-то не хочу. Удивительно, но я доволен всем. Для кого-то это изумительно, невероятно, но это действительно так!

И этого я от души желаю всем своим коллегам, и всем соотечественникам, и всем жителям планеты Земля – самой уникальной, комфортной, обжитой в нашей Солнечной системе.

Что ж, несмотря на множество нереализованных возможностей (а у кого они все реализованы? – спрошу я вас), сыграно немало. Но в этой книге я предстаю не в самой привычной для себя роли. А именно – в роли Михаила Михайловича Державина, оттого прошу читателя о снисхождении. Впрочем, эта роль все-таки исполнялась мной изредка – в спектакле «Андрюша» (о моем друге Андрее Миронове), отчасти в спектакле «Счастливцев-Несчастливцев», а также во время моих недолгих прогулок от театра к дому и обратно.

Конечно же, с любимой супругой Роксаночкой я не был ни Паном Ведущим, ни Тартюфом, ни Телятевым, а был самим собой. Впрочем, иногда с ней я и сам не понимал – кто я и где, на каком по счету небе, так был счастлив… Но оставим подробности для последовательного рассказа в самой книге.