Луна подошла к нему вплотную, расчленяя при этом взглядом.
— Он пришел ко мне,
— Я...что? — Олдридж пытался разобраться в словах Луны, и пусть с некоторыми фразами соглашался и испытывал схожее отвращение, но все равно ничего не понимал. — С домом что?
Луна замолчала, растерянно заморгала и тяжело опустилась на скамейку.
— Блять, — она вцепилась в свои волосы. — Окей. Доминировали. Никакого отношения к «жилищу» это слово не имеет. Вы же в курсе кто такой «доминант»?
— Эм. Черная кожа? Плетка? Рабы в подчинении? Юная леди, вы считаете, я оскорбил вашего друга, избив его...
Луна махнула рукой, заставляя Олдриджа заткнуться.
— Помолчите минутку. Дайте подумать. Боже. Я во всем виновата. Хотя, нет. Ничего такого. Все равно вы виноваты. Никто не заставлял вас совать
— Вы виноваты? А-а. Так вы та самая подруга, о которой говорил Мигель. Помогли его связать, так?
Луна кивнула.
— Да. Все это было моей идеей. Которая сработала, между прочим, пока вы все не испортили. Вы не должны были прикасаться к нему, понимаете?
Это было нечестно. Настоящая провокация.
— Но...
Луна тут же задавила все его возражения.
— Мигель не большой любитель связывания, но ради вас согласился. Потому что вас хочет, вы нравитесь ему и...
— Достаточно. Я не желаю, чтобы вы заявлялись в мой дом и кричали о моем неподобающем поведении, когда вас это никак не касается.
Луна уставилась на Олдриджа, проглатывая его неожиданную вспышку злости.
— Э-э, да. Типа того. Вы безнадежны. К психиатру не хотите сходить? Очень советую.
— Убирайтесь из моего дома.
Луна закинула одну ногу на другую.
— Нет. Пока нет. Я еще не все сказала.
— Но уже достаточно. В понедельник я переведу вас к другому куратору. А теперь покиньте мой дом, пока я не вызвал полицию.
— Хорошо, — ответила Луна. — Звоните. И я расскажу им, почему пришла.
Олдридж замер на полпути к телефону.
— Чего вы хотите?
— От вас — исправить ситуацию с Мигелем.
Олдридж покачал головой.
— Я хочу, чтобы вы ушли.
— А я — чтобы мой друг перестал сдерживать слезы и уничтожать все мои запасы мороженого. Это, кажется, называют «мексиканским противостоянием»[18]
.Олдридж едва заметно улыбнулся.
— Очень уместное выражение.
— Не совсем, — огрызнулась она. — Я пуэрториканка,
— А если у меня не получится? Тогда что?
Луна пугающе улыбнулась.
— Тогда, доктор Кончиловски, вам придется найти способ.
Глава 15
Мигель ведет переговоры
Поскольку задница требовала нежного ухода, Мигель осторожно сидел на диване Луны и поглощал мороженое из коробки. Минут двадцать назад Луна, матерясь на испанском, взбешенной фурией вылетела из квартиры. И сейчас Мигель гадал, вернется ли она вообще. Мысленно пожав плечами, он зачерпнул еще одну порцию мороженого и продолжил смотреть фильм по HBO, на который не успел сходить в кинотеатр, всеми силами стараясь не вспоминать о профессоре.
О
Доводящем до бешенства, упрямом, пугливом, шикарном и очаровательным профессоре, со сказочным членом, печальным лицом и проклятыми галстуками-бабочками.
От этих мыслей Мигель внимательней сосредоточился на просмотре и сейчас был лишь способен заедать собственные чувства. Он демонстративно сунул в рот еще одну ложку.
В дверь постучали, и следом послышался голос:
— Луна, ты дома?
Дев.
Мигель очень неохотно отложил коробку и поднялся. Глаза Дева, когда Мигель открыл дверь, сильно округлились.
— Мигель? Разве ты не должен все еще быть... эм... не здесь? И где Луна?
Мигель отвернулся и пошел в сторону дивана к недосмотренному фильму и мороженому.
— Док меня отымел и выставил за дверь.
Дев скривился.
— Ну и урод. Знаешь, я всегда считал, что разбираться с закидонами другого парня — самое худшее для гея. И девушки намного приятнее парней. Большую часть времени.
— Я вообще-то не гей, ослина. Только из-за того, что я хочу дока, сиськи свою привлекательность внезапно не потеряли.
Дев уселся на другую сторону дивана.
— Ничего не понял.
— Не ты один. Ну так что. Почему ты не встречаешься с Луной? Она классная девчонка. И сиськи ничего так.
— Это стремно, чувак.
Мигель с сожалением убрал в сторону пустую коробку.
— Какая часть? — подкалывать Дева его несостоявшейся сексуальной жизнью было бесконечно приятнее, чем думать о собственной. — Восхищение ее личностью или формами?