Я возьму твою дочь

Дон Лоренцо тоже не ударил лицом в грязь и говорил так, как не говорил уже целую вечность. Он рассуждал о самом большом подарке, который человек может получить от Бога, а именно – встретить кого-то, с кем захочется разделить жизнь. Он говорил о чудесах, о судьбе и цитировал «Песнь Песней», не указывая, впрочем, что это цитаты и не ссылаясь на первоисточник.

– Если бы я мог говорить языком людей и ангелов, но не имел бы любви, я был бы просто звучащим гонгом. Просто дребезжащим колокольчиком, – вещал он, – и если бы я был пророком, если бы я знал все тайны, знал все откровения, имел бы силу веры и мог сдвигать горы, но у меня не было бы любви, то я был бы ничем.

– Браво, – пробормотала Аманда.

– И если бы я мог отдать все то, что имею, беднякам, и принести себя самого в жертву, и сжечь себя, но если бы у меня не было любви, это бы мне не помогло.

Аманда смачно зевнула. Глаза у нее закрылись, и она уснула.

– Любовь терпелива и добра. Она не знает зависти, не предается гордыне, она не демонстрирует себя напоказ, она тактична и не помнит зла, она радуется, когда побеждает правда, и она хранит веру и надежду в любой ситуации. Любовь никогда не умирает. Вера, надежда и любовь будут жить всегда, но величайшей среди них является любовь.

Само венчание прошло мирно и без неожиданностей. Сказанное Софией «Si» было таким тихим, что кроме Йонатана и дона Лоренцо его никто не услышал. Они надели друг другу кольца, поцеловались, расписались в свидетельстве о браке и стали мужем и женой.

– Как тебе понравилась проповедь, Риккардо? – спросила Аманда, когда они вышли из церкви. – Я не все уловила.

– Хорошо. Все хорошо, – односложно ответил Риккардо и подумал о том, что любовь терпелива и добра. Так сказал дон Лоренцо, и это ему понравилось.

Никогда еще в Ла Пассерелле не было такого грандиозного праздника. По крайней мере, София не могла припомнить ничего подобного.

Но это был не ее праздник, не самый прекрасный день в ее жизни – это была презентация Аманды. Аманда ела и пила больше всех. И говорила тоже громче всех. Она наслаждалась вниманием, выпавшим на ее долю, и гоняла прислугу, если замечала, что у кого-то из гостей опустел бокал.

София стояла одна, чуточку растерянная, между всеми этими людьми, беспрерывно улыбаясь и даже не зная, видит ли кто ее улыбку, беспомощно прислушиваясь к звукам, которые обрушились на нее, и даже обоняние ее подводило, потому что просто не справлялось с такой нагрузкой. Почти от каждого, кто подавал ей руку, обнимал ее, целовал, поздравлял, желал ей счастья, много детей и долгой жизни, пахло духами, туалетной водой, лосьоном после бритья, резким дезодорантом или едким дешевым мылом. Ко всем этим ароматам присоединялись кухонный чад, запах чеснока и базилика, жареной баранины и тушеного лука. Время от времени ветер, который с утра значительно ослабел, доносил сюда запах лаванды, пышно расцветшей на торцевой стороне дома.

Вдруг чья-то рука легла ей на плечо. Тяжелая и грубая. София уловила запах влажной земли и горелого дерева. Риккардо.

– Дитя мое, – сказал он тихо, – bambina, carissima,[49] мне так не хочется отпускать тебя.

– Но я же остаюсь здесь, bappo, я никуда не ухожу!

– Нет. Ты теперь принадлежишь другому. Ты будешь спрашивать его совета, а не моего, будешь говорить с ним, а не со мной. – Его голос звучал глухо.

– Мы никогда много не говорили друг с другом.

– Нет, не говорили.

– Жаль.

– Да, мне очень жаль.

Они замолчали.

Риккардо вздохнул:

– Ты счастлива?

– Да, я счастлива.

– Ты его любишь?

– Конечно, я люблю его.

И снова возникла пауза.

– А ты? Ты тоже счастлив, bappo? Ты рад за меня?

Риккардо ответил не сразу. Он был рад, что София не может видеть, что его глаза влажно блестят.

– Я пытаюсь. Но точно не знаю.

– Почему? О чем ты думаешь?

– Он чужой для меня, bambina, и я не знаю, принесет ли он тебе счастье. Это просто ощущение, понимаешь? Но, может быть, сегодня вечером не стоит говорить об этом.

– Правда, лучше не надо.

Риккардо взял ее руку и нежно погладил. Потом еле слышно прошептал:

– Я желаю тебе всего самого лучшего, дитя мое.

У Софии сжалось сердце. Еще никогда Риккардо так не говорил с ней. Она только хотела обнять его крепко-крепко, чтобы он знал, как она любит его, но отец уже отошел и исчез среди гостей.

После ужина Йонатан взял Софию за руку.

– Пойдем! Пока мы не откроем танцевальный вечер, остальные не будут танцевать.

– Я не умею!

– Нет, умеешь. Доверься музыке и мне!

Она робко последовала за ним на террасу, которая была уже освобождена от столов и сейчас служила танцевальной площадкой.

Стало тихо, разговоры прекратились. Все наблюдали за женихом и невестой, которые собирались открыть вечер своим первым танцем.

Заиграла музыка, и солист группы высоким чистым голосом с большим чувством запел «When I need you» Лео Сойера.