Я возвращаюсь к себе

Она ласково гладит пса, и по щекам у нее катятся слезы. Ох уж этот Блум и его терапевтические свойства! Может, поэтому Диане нравится, когда он приходит. Идеальный напарник. Я не решаюсь вымолвить ни слова. В подобных ситуациях я даю своей собаке полную свободу действий. Если бы я прислушался к своему внутреннему голосу и если бы никакой этикет этого не запрещал, я бы уже сидел рядом и обнимал ее. От ее горьких слез у меня внутри все сжимается. Но, как и тогда на перроне, я ощущаю, что от нее исходит невероятная внутренняя сила. Пережитое явно потрясло ее, но не сломило, я это чувствую.

– Кажется, он добрый.

– Так и есть.

– И послушный.

– Он большой любитель поесть. С лакомством в кармане от него можно добиться чего угодно.

– Я вам не верю. Тут явно не обошлось без серьезной подготовки.

– Мы много играли.

– Как его зовут?

– Блум.

Улыбка высушила слезы, и я просто счастлив быть хозяином этого волшебного пса. Она не сводит с него глаз, но я чувствую, что она смотрит и на меня. По-другому. Мы с Блумом единое целое. Смотреть на него – значит узнавать меня, и наоборот.

– Какая шелковистая шерсть.

– Она самоочищающаяся.

– Правда?

– Ну да. Может несколько часов носиться по грязи и все такой же чистый.

– Как удобно.

– Нужен просто хороший пылесос.

– Главное, чтобы его гладили с удовольствием…

– Госпожа Клодель, ваша очередь! – раздается голос доктора Дидро.

Я резко выпадаю из вневременья.

Доктора Дидро не в чем винить. Он делает свою работу, планета продолжает вращаться, даже если мои ноги больше не стоят на ней. Я благодарю судьбу, позволившую нам снова встретиться, и не прошу о большем.

Несколько мгновений я сижу один. Подходит Блум и радостно смотрит на меня, виляя хвостом. Не знаю, радуется он за меня или за себя. Может, она действует на него так же. Диана выходит, прощается с пациенткой, затем возвращается в кабинет, оставляя дверь открытой. Она знает, что я знаю. Можно заходить. Мой пес тоже выучил все коды и уже сидит у ее ног, требуя ласки, которой ему всегда мало. Кабинет украшают свежесрезанные цветы – поздние, они цветут до первых заморозков в саду вокруг дома. Я усаживаюсь в кресло, Диана что-то дописывает в блокноте и поднимает на меня глаза. Ее улыбка прозрачна, как родниковая вода, и не способна хранить секреты. Я тут же все понимаю.

– Вы перенесли встречу, чтобы я смог ее увидеть?

– Не надо было? Не переживайте, мы с мужем никогда не обсуждаем то, что говорится здесь и по другую сторону стены.

– Значит, я должен вас поблагодарить?

– Благодарите судьбу, я всего лишь ей помогла!

– Почему эта девушка так на меня действует, хотя я ее даже не знаю?

– Давайте выясним!

Глава 16 Отпустить педали

Я выдерживаю паузу, хотя повисшая в комнате тишина напоминает грозовое небо.

В начале сеанса я всегда выжидаю, чтобы пациент заговорил первым. Иногда это работает.

Не всегда.

Не сейчас.

Капуцина смотрит в пол, как маленькая застенчивая девочка. Носки слегка повернуты внутрь. В этом видно желание защититься, замкнуться в себе: я закрываюсь, сворачиваюсь калачиком, съеживаюсь в позе эмбриона. Открыться другому человеку всегда непросто, психиатр он или нет. Врачебная этика не дает нам права влезать в душевные переживания пациента. Большим и указательным пальцами правой руки она быстро, без остановки крутит перстень с печаткой на среднем пальце левой руки. Я пробую начать разговор.

– Это перстень вашего отца?

– Да. Он редко его носил. Из-за правил гигиены в больнице.

– Он вам подходит.

– У него были тонкие пальцы.

– Пальцы детского хирурга.

– Да.

– А у вас? Чьи у вас пальцы?

Она расцепляет руки, крутит кистями, сжимает и разжимает кулаки, размышляет. Возможно, впервые в жизни она пытается прочитать по рукам будущее. Мы постоянно видим столько рук, что в конце концов перестаем их замечать. А ведь они могут многое рассказать. Сухие, шершавые, нежные, ухоженные, исцарапанные, покрытые сосудистой сеткой или с набухшими венами, проступающими под кожей, как провода под ковром. С короткими, длинными или обгрызенными ногтями, с обкусанными заусенцами – у тех, кто не выносит, когда что-то торчит и цепляется. У рук свой особый язык.

Мне бы очень хотелось, чтобы моя пациентка позволила себе подумать, что у нее пальцы феи.

– Пальцы уставшей старшей сестры? – неуверенно говорит она.

Даже феи иногда устают…

Я спрашиваю, о чем она сегодня хочет мне рассказать. Она опускает взгляд, теребит ремешок сумки, лежащей рядом на кресле. Скручивает, разглаживает, снова скручивает, наматывает на палец.

– Не знаю. Я не привыкла говорить о себе.

– Почему же?

– Потому что это не очень интересно.

– Бросьте! Вы ошибаетесь, мне, например, это необходимо, если вы хотите, чтобы я вам помог. Вы же хотите, чтобы я вам помог?

– Думаю, да.

– В прошлый раз вы рассказали о решении вашей сестры и последовавшем за этим взрыве, о чемодане, забытом на вокзале, и о вечеринке, на которой вы выставили себя на посмешище – это ваши слова – и в итоге оказались в отделении скорой помощи.

– Я немного отпустила педали.

– Немного. Машина или велосипед?

– Что?

– Машина или велосипед? Не думайте.