Я возвращаюсь за тобой

Из всей семьи только дочь Селии продолжала регулярно видеться с ним. Она не одобряла его поступка, но, по крайней мере, и не осуждала. Селин, понимавшая сердечные порывы, возможность победы страсти над разумом. Селин, которую он обожал и которой в этот момент, возможно, уже больше нет в живых…

* * *

Матильда открывает ему дверь. Она вся в слезах.

— Есть новости? — спрашивает он, задыхаясь.

— Я звонила в отель, но там не отвечают.

— А мобильный?

— У нее не трехдиапазонник. [43]Он не функционирует в США, но…

Матильда вновь ударяется в слезы.

— Что случилось? — кричит он.

— Мне позвонили родители Зоэ, ее коллеги…

— И что?

— …они говорят, что их дочь собиралась зайти к кузине, которая работает во Всемирном торговом центре…

Невероятно! Почему именно сегодня?

— …и они думают, что Селин была с ней…

Тома принимает удар. Венсан приходит к нему в гостиную вместе с Рафаэлем, старшим братом, который уже не живет здесь. В последний раз, когда он виделся со своими сыновьями, посыпались оскорбления, и дело чуть не дошло до драки. В этот вечер у них священный союз. Он обнимает своих детей, и они не отталкивают его. Ему хотелось бы взять все в свои руки, но он чувствует себя бессильным. Ничего не остается, только ждать. Часы идут, и они изнурительны. Телефон звонит каждые две минуты: родственники, друзья, все беспокоятся о Селин, не в Нью-Йорке ли она. А он отвечает всем очень сухо, упрекая, что они занимают телефон.

Телевизор работает постоянно, и они с тревогой следят за экраном, как будто весть о смерти Селин может дойти до них именно через этот канал. Говорят о нескольких тысячах погибших. Никто не знает, есть ли среди них французы, но разве могло их там не быть? Впервые звучат слова, которые станут актуальны на целое десятилетие: борьба с терроризмом, Бен Ладен, Аль-Каида…

Матильда и дети обессиленно сидят на диване. Они испытывают состояние опустошенности, которое то и дело сменяется вспышками гнева, они делятся своими опасениями и надеждами. Тома смотрит на них украдкой. Это так странно — передышка, ощущение «восстановления семьи». В последние несколько часов язвительность, порожденная их расставанием, исчезла. Остались только двое родителей, которые отдали бы все на свете, лишь бы их дочь осталась жива, да два брата, которые буквально сходят с ума от тревоги за сестру.

Почему всегда приходится дожидаться похорон, несчастного случая, известия о неизлечимой болезни, чтобы погасить войну?

* * *

И вот в два часа ночи раздается звонок, на который уже никто не надеялся.

Он берет трубку. На другом конце провода еще не произнесли ни слова, а он уже знает, что это она — малышка Селин, та самая, которую он таскал на плечах, когда ей было три года, та самая, кого он провожал в школу или на танцы, та, которой он помогал выполнять домашние задания, та, кого он утешал, когда она печалилась.

Он включает громкую связь. Голос звучит в комнате, и это больше, чем облегчение, это — как если бы он узнал о рождении дочери во второй раз. Все хотят говорить, но ни у кого это не получается, потому что все обливаются слезами. Разговор, ведущийся с поста в консульстве, не может продолжаться вечно. Тогда все в едином порыве кричат одно и то же, и это похоже на смесь любви и жажды жизни, которая льется, словно поток: мы тебя любим, Селин. Мы тебя любим!

А потом, когда она вешает трубку, они остаются вчетвером, слившись в безмолвном объятье.

* * *

Три часа ночи

Тома выходит к жене на веранду.

Она курит. Впервые за долгие годы.

— У меня всегда есть пачка, спрятанная на кухне, — поясняет она.

— На случай неблагоприятного стечения обстоятельств?

— На случай несчастья или счастья.

Он, в свою очередь, тоже прикуривает «Мальборо». Он тоже официально давно бросил, но этот вечер — не такой, как другие.

Он улыбается Матильде и осмеливается наконец-то встретиться с ней взглядом. Промытые слезами, ее глаза сверкают успокоенным блеском. Они курят молча. И чувствуют вкус вновь найденного контакта.

— Я поеду, — вдруг говорит он.

Берет куртку и идет к машине, припаркованной в конце аллеи, усыпанной гравием.

Оборачивается и делает легкий взмах рукой.

Она несколько секунд колеблется, а потом говорит:

— Будь осторожен на обратном пути.

* * *

Манхэттен, тремя днями позже

Пятница, 14 сентября 2001 года

19 ч 50 мин

Итан заказывает кусок чизкейка и чайничек «Дарджилинга», потом садится на свое обычное место — за маленький мраморный столик в глубине зала.

Расположенное в самом центре Вест-сайда, кафе «Заварски» напоминает венское кафе начала XX века. Аккуратно состаренное оформление, стены, украшенные древними зеркалами, в которых отражаются копии работ Густава Климта. У пирога с орехами, у штруделя и у пончиков вкус прошлого. В середине зала скрипач наигрывает арии Моцарта, Паганини, Сен-Санса.