Маркс улыбнулся. Вопреки ожиданию незнакомец раскрыл себя с первой же фразы. Ну конечно, он из племени заговорщиков и авантюристов. Они были особенно активны в дни самой революции – им не терпелось ускорить ее ход, во что бы то ни стало расширить, перебросить из одной страны в другую. В начале марта сорок восьмого года, когда революция во Франции уже совершилась, а в Германии еще не начиналась и, естественно, никто не мог с уверенностью сказать, что она там непременно вот-вот начнется, – в те дни один из них, Георг Гервег, известный немецкий поэт, начал сколачивать отряд из живших во Франции соотечественников с целью вторгнуться в Германию, вызвать там революцию и провозгласить республику.
Используя революционное воодушевление масс, тупоголовые демагоги осуществили свой замысел. Последствия оказались самыми плачевными. Легион Гервега был разгромлен нюрнбергскими войсками при Нидердоссенбахе, что в земле Баден.
Вспомнив эту внешне красивую, а по существу глупую, жалкую и преступную историю, Маркс болезненно поморщился.
– Моя жена, – сухо сказал он, – в курсе всех моих дел, писаний и встреч.
– И все-таки, господин Маркс, – настаивал гость. – Прошу прощения у мадам, однако…
– Ну хорошо. Ты слышишь, Женни?
Та пожала плечами, повернулась и вышла.
– Позвольте представиться, – начал, смущенно улыбаясь, гость. – Густав Леви, адвокат из Дюссельдорфа. Я безмерно счастлив видеть воочию и пожимать руку великого борца за социализм.
– Приятно познакомиться, – сдержанно-отчужденно сказал хозяин.
– Господин Маркс! – проникновенно воскликнул Леви. – Я убежденный последователь идей социализма. До недавних пор моей путеводной звездой, моим кумиром социалистической мысли был Фердинанд Лассаль. Я, как и тысячи рабочих Германии, от имени которых я к вам приехал…
– Вот как? – заинтересованно перебил Маркс. – От каких же рабочих?
– От рабочих Изерлона, Золингена и некоторых других промышленных городов… Все мы, я повторяю, до недавних пор считали Лассаля своим учителем, вождем, поклонялись ему.
– Так, так, – постучал пальцем по столу Маркс. – Но не слишком ли суммарно вы говорите, не превышаете ли свои полномочия, делая такие заявления от имени рейнского рабочего класса? Я помню, что многие рабочие тех мест почти всегда с некоторой настороженностью относились к Лассалю.
– Нет, господин Маркс, мы его боготворили! Но… – Леви сделал паузу, чтобы видно было, как трудно ему сказать то, что он должен сказать, – но он предал нас. Точнее говоря, готовится предать… Он постыдно подпал под влияние графини Гацфельдт, живет на ее счет и теперь собирается вместе с ней переехать в Берлин. Рабочих, идеи социализма он бросит как ненужное ему теперь оружие и перейдет к буржуазии. В этом уже нет никаких сомнений.
– То, что вы говорите, очень серьезно, – строго сказал Маркс. – Какие у вас основания так думать, какие факты?
– Фактов сколько угодно, множество. Но я приехал не для того только, чтобы информировать вас о падении Лассаля, моя главная цель совсем в другом. Поэтому я позволю себе привести лишь один факт и этим ограничиться. Судите сами. Лассаль прекрасно знает меня как последовательного революционера и убежденного социалиста. И вот недавно я попросил у него взаймы две тысячи талеров. Как же, вы думаете, поступил Лассаль – Фердинанд Лассаль, вождь германских рабочих, светоч социалистической мысли? Он дал мне только пятьсот! – как уничтожающий аргумент Леви энергичным движением выбросил перед своим лицом растопыренную короткопалую пятерню.
За дверью раздался приглушенный смех Женни. Меблированная квартира Марксов была так мала – всего две жалкие комнатки, – что если в одной из них говорили немного громче обычного, то в другой все можно было слышать, даже не желая этого. Ну а сдерживать смех, как муж, Женни никогда не умела.
– Но все-таки дал! – владея собой на этот раз несколько лучше своей жены, воскликнул Маркс.
– Да, но лишь четверть той суммы, которую я просил.
– И следовательно, по вашей логике, он стал теперь лишь четвертью революционера?
– Как? Вас это не убеждает?
– Хорошо, – примирительно сказал хозяин. – Перейдем наконец к главному, ради чего вы приехали. Оставим Лассаля с его графиней и талерами в покое, разберемся во всем этом потом.
– Да, господин Маркс, – Леви обрадовался. – Итак, Лассаль предал. И вот всю свою любовь, всю веру и благоговение, обожание и надежду мы теперь перенесли на вас.
– Я вам уже сказал, – с нажимом проговорил Маркс, – что о Лассале лучше поговорить особо, мне тут многое неясно. Но так как вы не можете отказаться от принятой вами схемы и без нее, вероятно, не в силах закончить изложение своих мыслей, то я не стану больше возражать. И условно допустим, что все взоры обращены на меня. Что дальше?
– Господин Маркс! – по голосу Леви было ясно, что наконец-то он приступает к сути. – У вас скоро день рождения.
Неподдельное удивление и даже растерянность отразились на лице Маркса.
– Ну, не очень скоро, но, конечно, день рождения будет, – проговорил он.
– Я знаю: пятого мая. Но в данном случае это срок небольшой.
– Для чего – небольшой?