Я все еще здесь

Мы с братом мало похожи друг на друга. Он шатен, и волосы у него всегда были гораздо послушнее моих, а голубые глаза сразили наповал больше девушек, чем я могу вообразить. Но сейчас я увидел у него на щеках несколько шрамов. Еще один пересекал правую бровь. Я быстро оглядел его. Одна рука в гипсе, обе ноги в лубках. Врач говорил, что приборная доска машины буквально сплющилась о его колени. Я однажды получил удар в колено – боль была адская. Неудивительно, что брат потерял сознание и на целую неделю впал в кому. Он заслужил много упреков, но и ему досталось по полной программе. Впрочем, ему никакими страданиями не искупить того, что он натворил.

– Ты все такой же заботливый, – бросил он.

Я был готов к его обычным наглым шуточкам, но голос брата прозвучал неожиданно отрешенно. Чуть ли не уязвленно. Совсем не в его духе. Давит на жалость?

– А ты все такой же беззаботный, – сухо ответил я.

– Уймитесь оба.

Мне показалось, что это сказала мать, но я ошибся. Вмешалась ее подруга. Она с явным осуждением смотрела то на меня, то на брата. Причину ее недовольства я понял мгновение спустя, когда заметил, что мать судорожно стискивает ручки инвалидного кресла.

– Прости, мам, я не хотел…

Мы с братом сказали это хором, как по команде, и оба умолкли на полуслове, кажется, впервые за сегодня ощутив родственную связь. Мать воззрилась на нас с удивлением, но волшебство длилось недолго. Еще миг, и чувство родства растаяло без следа.

Я успокаивающе коснулся руки матери. Она смотрела на меня глазами полными слез. Я поцеловал ее в щеку и шепнул на ухо:

– Прости, я еще не готов.

В этот самый момент Клара принялась дрыгать ножками. Мать и Амели тут же переключили внимание на мою прелестную крестницу, засыпав меня вопросами: как она себя чувствует, далеко ли уехали ее родители, как я с ней управляюсь. Затем они перешли к воспоминаниям о том, как росли их собственные дети. Я рассеянно слушал их комментарии, наблюдая за Кларой, которая пыталась ухватить замок молнии на моей куртке.

– Как там Жюльен и Гаэль? – тихо спросил брат.

Определенно, его новая интонация разительно отличалась от той, к какой я привык. Я не мог понять, раздражает меня это или нет.

– А тебе-то что за дело? – огрызнулся я, не сводя глаз с Клары.

– Брось, Тибо. Тебе что, трудно ответить?

– У них все хорошо.

– А ты, значит, сидишь с их дочкой, когда они уезжают?

– Какая догадливость…

– Тибо…

Я услышал, как он вздохнул – по-моему, впервые в жизни. Обычно с его лица не сходила ухмылочка, которую мне всегда хотелось затолкать ему в глотку. Но сейчас он вроде бы говорил искренне. Наверное, я все же должен сделать над собой усилие.

– Сегодня у меня премьера.

– Ты вроде справляешься.

Снова пораженный его тоном, я перевел на него взгляд. Он смотрел на Клару с каким-то странным выражением. Не так, как смотрел на нее я, но – если мне не почудилось – с долей симпатии и сожаления. Правда, всего краткую секунду.

– Значит, тренируешься? – снова хмыкнул он.

Но и это его хмыканье вышло каким-то натужным. Словно он неудачно пошутил, стараясь за шуткой спрятать что-то другое. Во всяком случае, сразу после этих слов его лицо приняло пугающе серьезное выражение. Я не понимал, что с ним происходит. И понятия не имел, что ему ответить.

Скажи я «нет», он разразился бы очередной издевательской тирадой. Скажи я «да», навлек бы на себя кучу новых вопросов. Приходилось тщательно взвешивать каждое слово.

– Пользуюсь случаем, – сказал я.

Такого ответа он явно не ждал. Кажется, раз в жизни мне удалось заткнуть рот своему братцу. Он промолчал, продолжая смотреть на нас с Кларой. Потом поднял глаза, устремив взгляд куда-то в конец коридора. У меня перехватило горло и странно сжалось все внутри. Я понял, что хочу продолжить с ним разговор, но не смог выдавить ни слова и тоже молчал, терпеливо дожидаясь, когда мать кончит ворковать с подругой.

– Ты с нами? – робко спросила она.

– Я…

– Ты же не собираешься здесь сидеть!

– Мне… Мне нужно все это переварить.

Я покосился на брата. Сильвен по-прежнему упорно смотрел в конец коридора. Там было всего одно окно, выходящее на улицу, но я сомневался, что его действительно интересует это окно или плывущие за ним облака. Похоже, он глубоко задумался. Мать уже говорила мне, что он все время над чем-то размышляет. Может, она и права, что верит в него. Что до меня, то мне никогда не удавалось поговорить с ним по-человечески.

– Ладно, как хочешь, – ответила мать. – Но ты спустишься с нами на лифте?

К счастью, я успел придумать способ, как остаться в больнице, чтобы об этом не узнал весь свет.

– Ты же знаешь, я обычно хожу по лестнице.

– А, да…

Я почувствовал ее разочарование, но, даже если бы я и впрямь хотел уйти, ответил бы точно так же. Мать грустно улыбнулась мне и толкнула инвалидное кресло, направляясь к палате. Ее подруга кивнула мне на прощание. Брат все так же смотрел в никуда.