Я все еще здесь

От размышлений меня отвлек лихорадочный писк монитора справа от кровати. Теперь уже я всполошилась: что происходит? Я больше ничего не понимала. И больше ничего не чувствовала. Хотя нет, я продолжала ощущать тепло, которое исходило из неподвижной зоны. Вторая зона куда-то подевалась. Что же все-таки со мной творится?

Звуки внезапно стали тише. Если сравнивать с воспоминаниями, я, пожалуй, могла бы сказать, что мозг сознательно притупил мой слух, чтобы сосредоточиться на чем-то другом. Но на чем именно? До меня доносился приглушенный, словно он шел издалека, писк, который переполошил бы любого врача. Я недоумевала, почему никто из медперсонала не примчался ко мне в палату. Мое восприятие времени было катастрофически нарушено, и я не понимала, как долго – одну секунду или целый час – мой пульс бился так лихорадочно.

Впервые мне изменил слух. Может быть, я действительно не могла обходиться без аппарата искусственной вентиляции легких. Может быть, наступили последние мгновения моей сознательной жизни. Мне хотелось стиснуть зубы и сражаться за то, чтобы ко мне вернулись мои чувства. Чтобы вернулся слух. Чтобы понять, что со мной.

В голове у меня царил полный хаос. Цвета, текстуры, мысли перепутались. Я снова потеряла ощущение времени и не могла бы сказать, как долго все это длилось – двое суток или несколько минут. Но постепенно я пришла в себя. Услышала тихое попискивание, вернувшееся к прежнему мерному ритму, услышала жужжание дыхательного аппарата и шипение просачивающегося из трубки воздуха, услышала плач Тибо.

Совсем недавно я уже слышала, как он плачет. Тяжелыми, плотными, полными горечи слезами – если судить по тому, что в моем воображении они представали какими-то темно-серыми тенями. Но сейчас их цвет изменился до неузнаваемости. Он показался мне очень странным. Похожим на смесь печали и радости. Уму непостижимо. Я бросила эти бесполезные размышления.

Зато услышала собственный глубокий вдох.

Вот это сюрприз. Хотя после такого прилива крови мой организм, видимо, нуждался в усиленных дозах кислорода. Вопрос только – почему?

Почему… У меня возникло впечатление, что это был единственный вопрос, который я могла сегодня себе задать.

18 Тибо

Я не смог сдержаться. Я ее поцеловал.

Я думал, что ее губы будут холодными. Но я ошибся.

Я думал, что они будут твердыми. И снова ошибся.

Конечно, Эльза не могла ответить на мой поцелуй, но ее губы были мягкими. Достаточно мягкими, чтобы в памяти всплыли воспоминания о том, как я когда-то целовал других спящих женщин. Таким поцелуем касаются глубокой ночью губ погруженного в сон человека. Возможно, желая его разбудить. От такого поцелуя ночь приобретает совсем иной оттенок – или чистой нежности, или чистой эротики, или и того и другого одновременно. Как давно я не переживал подобных мгновений…

Я сам не знал, что здесь, в этой больничной палате, на меня нашло.

Другой на моем месте сказал бы: «Это было сильнее меня». Но мне это выражение не нравилось. Я выразился бы иначе.

Это было естественно.

Я ее поцеловал.

Я впился зубами в свой согнутый указательный палец, надеясь, что это поможет сбросить напряжение. Прошло уже два часа, как я вернулся в квартиру Жюльена и Гаэль, но все еще находился во власти возбуждения. Виноват, конечно, выброс адреналина и других чертовых гормонов, которые мгновенно включаются в работу, стоит проснуться нашим чувствам. Пока я, почти не разбирая дороги, шел из больницы, буквально купался в какой-то эйфории. До чего мы смешны, когда влюбляемся…

К действительности меня вернул лепет Клары. Стрелки часов показывали, что пора готовить ей вечернюю бутылочку молока. Войдя в квартиру, я машинально включил телевизор, убавив звук до минимума. Просто для компании. Или, скорее, чтобы переключить внимание. К сожалению, это не помогло. Даже Кларе не удалось отвлечь меня от будоражащих душу мыслей.

Я подогрел молоко, уложил девочку себе на колени, и она принялась спокойно сосать. Я сидел, блуждая глазами по комнате, пока не обнаружил кое-что интересное. Инструкцию к коляске! Действительно, учитывая мои завтрашние планы, я просто обязан научиться раскладывать эту чертову штуковину. Но тут мой взгляд упал на другую книгу, лежавшую под журнальным столиком в гостиной.

Странно, что я вообще ее заметил, ведь она едва выглядывала из-под стопки глянцевых журналов. Более того, я сам и сунул ее туда перед уходом, нарочно, чтобы не мозолила глаза. Я на минуту задумался. Интересно, зачем Жюльен купил мне эту книжку. Он уже неделю внушал мне, что я должен вести себя осторожнее, а главное – разобраться, что происходит со мной, с моими мыслями и чувствами. Возможно, он рассчитывал, что знакомство с этой книгой отобьет у меня желание навещать Эльзу. Или хотел, чтобы я расширил свои медицинские познания? Хотя последнее маловероятно.