Я всегда остаюсь собой

Почему-то я вынужден смотреть на все только своими собственными глазами – и видеть, как весь мир обменивается ради любого пустяка.

Весь мир, кроме меня.

Такси остановилось у входа в дом, и мне пришлось перестать жевать, чтобы заплатить водителю.

Он посмотрел на обивку заднего сиденья.

Я вышел из машины, дожевывая остатки сабиха и втягивая воздух, чтобы острый соус поменьше обжигал, и вдруг увидел, что она стоит и ждет у дома, опираясь на стену одной ногой.

Увидев меня, она оторвалась от стены и пошла мне навстречу.

4

Каждый, кто хоть раз смотрел в глаза женщине, когда она говорит «в таком случае делай что хочешь», хорошо понимает вещи, само существование которых основано на внутреннем противоречии. Намек на нечто смешивается с намеком на полную ему противоположность. Поди разберись.

Я ощущал это, смотря, как она подходит ко мне. Шагов шесть, не больше. Ну семь.

Она была женщиной зрелых лет. Седые волосы собраны в хвост резинкой, в уголках глаз – морщинки, яркое легкое летнее платье оставляло открытыми руки, которым явно не нравилось быть у всех на виду. В этом теле было что-то такое, что отпугивает молодых людей, как только его хозяйка начинает интересоваться их жизнью. Но ее походка оставалась свежей, легкой. Сквозь увядание, выставленное напоказ, среди морщин проблескивали озорные глаза и улыбка.

Мой медленный мозг попытался выбрать хоть какую-нибудь точку на шкале первых впечатлений – и совершенно запутался, тщетно пытаясь совместить все: цветущую, но уже отцветающую харизму, юную и в то же время пожухшую свежесть.

Широкими шагами она прошла расстояние между нами и встала прямо передо мной.

– Дан Арбель? – спросила она.

– Да, – ответил я, слизывая тхину с губы. – С кем имею честь?

– Мне нужно посоветоваться с вами по одному вопросу, – сказала она.

– Да, конечно. Но все же кто вы?

– Может, поднимемся к вам? – Она указала рукой на мой дом. – Там будет гораздо удобнее разговаривать, чем на улице.

– Так о чем вам надо посоветоваться? – спросил я и невольно пошел за ней. – Вам нужен курьер?

Она скосила на меня взгляд.

– Да. Курьер, – сказала она.

Нет. Курьер ей точно не был нужен.

Мы молча поднялись на лифте.

Я пытаюсь блюсти границу между личной жизнью и делами. Иногда нужно передать посылку, о происхождении и содержимом которой ты не знаешь наверняка, – и такую посылку точно не стоит хранить дома. Не хотелось бы, чтобы люди, связанные с ней, заходили к тебе домой. Я не могу обмениваться, а это значит, что мои недоброжелатели представляют для меня куда большую опасность, чем для всех остальных людей – их враги. Поэтому необходимо оставлять сферы жизни, не связанные с работой.

Но что сделано, то сделано. Когда дверцы лифта открылись, я лишился последней возможности настоять на встрече в каком-нибудь общественном месте.

Может быть, если бы я меньше пытался понять, что меня в ней смущало, я был бы осторожнее. Оглядываясь назад, могу сказать с уверенностью: благоразумным мое поведение не назовешь.

– Так о чем будем говорить? – спросил я.

Мы сидели на моей крохотной кухоньке, перед ней стоял стакан с водой, посередине стола – блюдце с печеньем (я очень надеялся, что срок его годности еще не истек).

– О посылке, конечно, – ответила она.

– Что за посылка?

– А какие посылки вы доставляете?

Ну, так можно болтать часами, пока наконец не дойдет до дела.

– Если вкратце, то я берусь доставить все, что угодно и куда угодно, – сказал я. – Куда-нибудь неподалеку, за границу; личные посылки, корпоративные; за пять минут, за три недели; доставляю все – от кусочка сахара до белого слона. Я сам заберу посылку, во время поездки она всегда будет при мне, я обязуюсь доставить ее лично. Я не буду оставлять ее нигде ни на секунду, не буду обмениваться, а за отдельную плату можно даже прикрепить мне посылку к телу – если размеры позволяют. Цена включает все страховки и покрытие минимальных расходов на ночлег и питание в пути.

– А что, вам действительно когда-нибудь доводилось перевозить кусочки сахара?

– Нет. Но зато слонов – доводилось. Трех.

– И сколько это стоило?

– А какая, в сущности, разница?

– Я пытаюсь понять, какой у вас разброс цен.

– Для чего?

– Чтобы понять, может ли так быть, что когда-то вы работали на Ламонта.

Когда она произносила это имя, ее глаза заблестели, только непонятно, из уважения или от ненависти.

Бум, бац, шмяк.

Как в старой пинбол-машине, нужный шарик вдруг подскочил – и машинка отчаянно завыла. Действительно, как же я не узнал ее в лицо. Кейтлин Ламонт, жена Жака Ламонта, одного из пятерых мировых королей СМИ, сидит у меня дома перед тарелкой печенья, которое дожидалось (видимо, все эти годы) только ее.

Телеканалы, радиостанции, киностудии, по меньшей мере три газеты и множество журналов. Ко мне пришла жена одного из богатейших людей в мире. Без охраны. Что, ко всем чер…

– Госпожа Ламонт, – сказал я, улыбнувшись, – извините, что я вас не узнал. Видимо, устал. Было дело, когда я чуть не начал работать на господина Ламонта, то есть на вас. Впрочем, я рад, что в конце концов из этого ничего не получилось, как вы, наверное, помните.

– Простите?