– Я за кулисами случайно встретился с Жечковым, который получил премию за песню «Как упоительны в России вечера». Исполнял «Белый орёл», то есть Жечков. Я говорю ему: «У вас в песне текст „и вальсы Шуберта, и хруст французской булки“. Булки не хрустят, а Шуберт не писал вальсы». А Жечков мне в ответ: «Это его проблема».
В зале хохот. Правда, оказалось, что Шуберт всё-таки писал вальсы.
Задорнов был в ресторане, неподалёку от него за столом сидела компания во главе со Станиславом Говорухиным. Это было как раз после фильма Говорухина «Так жить нельзя».
Задорнов, закончив ужин, подошёл к столу Говорухина и сказал ему:
– Ну, конечно, так жить можно.
Где-то в 80-х годах Михаил Задорнов некоторое время работал завотделом юмора журнала «Юность».
Я привожу эту историю как пример того, насколько Задорнов был умнее меня.
У меня был соавтор Валерий Наринский. Мы с ним к тому моменту писали вместе лет двадцать. Он самостоятельно написал монолог. Монолог был сделан неправильно и вряд ли бы пошёл со сцены. Я ему об этом сказал и объяснил, почему не пойдёт.
Он не соглашался, спорил, доказывал. Потом предложил:
– Давай я покажу его Хазанову.
Я позвонил Хазанову, попросил почитать монолог. Они встретились. После этого Хазанов перезвонил мне и спросил:
– Ты зачем его прислал? Ты же сам понимаешь, что монолог написан неправильно.
Я говорю:
– Он мне не верит.
Мы снова встретились с моим соавтором и снова спорили до хрипоты, до раздражения.
Тогда он пошёл в «Юность», к Задорнову, и прочитал ему свой монолог. Миша, конечно же, всё понял, но сказал Валере:
– Замечательный монолог. Как ты до такого додумался? Просто молодец.
После этих слов он достал три своих монолога, и они с Валерой часа два докручивали монологи Миши. И оба разошлись довольные друг другом.
Монолог Валеры, конечно же, никуда не пошёл.
Но скажите, кто из нас умный, Задорнов или я?
Вопрос явно риторический.
Как-то раз, когда я выступал в городе Ярославле, мне позвонил Миша из Египта и сказал:
– Вот пока вы, евреи, прохлаждаетесь в России, я за вас лезу на гору Синай.
Я в ответ:
– Пока вы, русские, лазаете по горе Синай, я за вас отдуваюсь здесь, в Ярославле.
Мы договорились встретиться с Мишей возле наших домов, на площади.
Встретились, он говорит:
– Поехали обедать.
Я в ответ:
– Никак не могу. Меня ждёт на улице Горького Фимка Смолин, я ему везу пистолет.
– Какой ещё пистолет?
– Да такой пистолет, пульками стреляет, у меня их два. Один я решил Фимке подарить.
– Вот, Лёня, – говорит Миша. – Вы с Фимкой никогда ничего не добьётесь. Вместо того чтобы заниматься делом, ты тратишь время на какой-то пистолет. Фигня какая-то, потерять три часа времени, чтобы отдать Фимке пистолет. Какой ещё на фиг пистолет? А ну покажи.
Я вытащил из коробки пистолет и дал его Мише. Хромированный, блестящий на солнце пистолет.
Миша повертел его в руках и сказал:
– Лёня, зачем тебе его везти Фимке? Давай лучше я его у тебя куплю.
А дальше мы поехали на улицу Горького, отдали Фиме пистолет и пошли обедать.
У меня есть друг, серьёзный бизнесмен, влиятельный человек. Зовут его Сергей. Я их с Мишей знакомил.
Однажды Миша меня спрашивает:
– Лёнь, нельзя обратиться с просьбой к твоему другу?
– А что такое?
– Да понимаешь, у моего сводного брата Лолика в 1998 году зависли в одном банке деньги, и вот уже восемь лет прошло, и никто ничего не возвращает. Я знаю, что твой друг имеет какое-то отношение к этому банку. Речь идёт о сорока тысячах долларов.
Мы поехали к Сергею Анатольевичу. Миша изложил суть дела, показал документы.
Серёжа сказал:
– Ничего не обещаю, но попробую.
Миша говорит:
– Я порядок знаю, половина денег ваша.
Серёжа говорит:
– Вы – друг Лёни, поэтому никакой половины не надо.
Мы вышли от Серёжи, Миша говорит:
– Если он вернёт деньги, отдам тебе пять тысяч долларов.
Я говорю:
– Спасибо, мне только этого не хватает – брать деньги с друзей.
Прошло недели три. Звонит мне Сергей, говорит:
– Давай встретимся в «Пушкине» с Мишей.
Мы пришли в кафе, Миша заказал столик. Пришёл Серёжа, сказал:
– Миш, извини, ничего не получилось, очень давно это было, денег уже нет.
Миша сказал:
– Ну, нет так нет. Давайте ужинать.
Прошло минут двадцать. Серёжа вынимает из-под стола какой-то потрёпанный пакет, полупрозрачный, и кладёт его на стол. А в пакете ровно сорок тысяч долларов.
Потом Миша подарил Серёже икону, а мне – картину.
В качестве приложения – моя речь, зачитанная на концерте, посвященном пятидесятилетию М. Задорнова.
«И зачем он только свалился на мою голову осенью 1969 года! Перевёлся из Риги к нам, в МАИ, и пришёл ко мне на кафедру знакомиться? А ведь мог стать серьёзным писателем, как его отец. При его упорстве – точно мог. Нет, он, глядя на то, как я выступаю в МАИ, решил стать сатириком. Вот и заявился ко мне на кафедру: рыжий, шумный, весёлый. Потом он стал ходить ко мне в авторскую группу. Вроде бы, учился писать. На самом деле – по два часа рассказывал нам анекдоты и сам над ними оглушительно хохотал.
Затем он создал в МАИ свой театр „Россия“ и получил премию комсомола за спектакль о Павке Корчагине, где выставлял этого Павку диссидентом.