Я всемогущий

Рядом с Гречневой сидел незнакомый мне человек примерно моего возраста. Одет он был официально, держался прямо. Увидев его, я непроизвольно напрягся.

— Платон Сергеевич, разрешите вам представить, — сказала Ольга, когда я уселся за стол. — Это Константин Леонидович Воробьёв, новый следователь по вашему делу.

— А где же Кропотов? — спросил я. В душу внезапно закралось подозрение. — С ним всё в порядке? Он жив?

— Да всё в порядке, жив, — Ольга улыбнулась. — Просто его отстранили от расследования. Дело передали господину Воробьёву. — Затем, чуть помедлив, она негромко добавила: — То маловероятное, о чём вы спрашивали, случилось. Сместили генерального прокурора. Причину пока не объявили. Новый генпрокурор по некоторым делам, в том числе и по вашему, назначил своих следователей.

Воробьёв кивнул и вступил в разговор:

— Я прошёлся по доказательной базе, собранной моим предшественником. В отношении вас, честно говоря, кое-что мне представляется не вполне ясными. Тем не менее я считаю, что у нас нет никаких серьёзных доводов в пользу того, чтобы применять к вам содержание под стражей в качестве меры пресечения. В ближайшее время я получу окончательное согласование, и вы выйдете на свободу.

В горле встал комок, в глазах защипало. В голове стукнуло слово: «Получилось».

— Ольга, — наконец сказал я. — Они поместили меня в камеру с больными туберкулёзом. У многих там — открытая форма…

Адвокат и следователь одновременно отодвинулись от меня подальше.

— Пишите ходатайство по поводу условий содержания прямо здесь, — Воробьёв передал мне лист бумаги и ручку. — Я немедленно разберусь с этим.

— Что писать-то?.. — Я смотрел на пустой бумажный лист. Он расплывался. Слёзы всё-таки подступили к глазам.

Небо. Огромное небо. Можно долго-долго смотреть в него, запрокинув голову. И тогда начнёт казаться, что ты в него падаешь. Падаешь в небо.

Я стоял на набережной и разглядывал небо. В тот день оно было по-осеннему бледно-голубым, с редкими облаками, повисшими над городом рваными кусочками ваты. После месяца жизни в смрадных каменных мешках я пил свободу крупными жадными глотками, как измождённый путник, вышедший из пустыни, наполняет пересохшее горло.

В машине терпеливо ждал Солодовников, не тревожа моё общение с небом. И нужно было ехать домой, чтобы под тёплым душем соскрести с себя остатки тюремного запаха. Потом меня ждали врачи — и по поводу моих ног, и по поводу возможного инфицирования туберкулёзом. Но я знал, что всё обойдётся, всё будет хорошо. Теперь я точно знал, что всё будет хорошо.

7

— Платон, у нас проблемы.

Солодовников хмурился. Озабоченность вытекала из него, как сок из вялой, мятой половинки лимона. Олег сидел в кожаном кресле в окружении папок, бумаг, графиков, цифр, фотографий и макетов снежных пушек — и был несчастным. Дело не клеилось, несмотря на все усилия.

— Мы не продали вообще ничего. Ни одной единицы продукции. Ни одного снегомёта, даже самого дешёвого. Платон, снег никому не нужен.

В голосе его звучал упрёк. «Снег — это была твоя идея, Платон, — как будто говорил он. — И она не работает».

— А продавать пытались? — нарушил я молчание.

Олег невесело усмехнулся:

— А как же. Мы набрали лучших продажников в этом городе. Я лично отсматривал каждого, ты бы видел, какой я конкурс забабахал. Ну и зарплаты у них — соответствующие. С учётом процентов от продаж. Вот только продаж-то у нас и нет.

Я молча вертел в руках игрушечный стеклянный шар со снегом внутри.

— Нет продаж, Платон, понимаешь? Ребята уже не верят, что снег кому-то нужен. Между собой называют эту идею бредовой. Люди полностью деморализованы. У меня лежат три заявления на увольнение, и я думаю, что это только начало. Ещё две-три недели — и мы лишимся наших продажников. А там и остальные потянутся на выход.

— Не паникуй, Олег, — я по-прежнему разглядывал хлопья снега внутри стеклянного шара. — Это моя идея, и я за неё отвечаю. Собери всех продажников сегодня после обеда, я с ними поговорю.

Солодовников с сомнением посмотрел на меня.

— Всё будет хорошо, Олег. — Я улыбнулся. — Теперь всё будет хорошо.

Зала для общих собраний в нашем офисе не было, поэтому мы собрались в комнате отдыха. Я сдвинул столы вместе так, чтобы получился один большой, за который мы все и уселись — я, Солодовников и менеджеры по продажам. «Тайная Вечеря. Иисус Христос и двенадцать апостолов», — подумал я с иронией. Впрочем, число не сходилось — нас было меньше.

— Ну что ж, рассказывайте, — вступил я. — Что у вас не получается? Почему продажи не идут?

Ребята переглянулись. Никто не решался начать первым. Наконец подал голос один из менеджеров — молодой человек в слегка помятом костюме и круглых очках. На голове его красовалась взлохмаченная копна волос соломенного цвета.

— Продажи не идут потому, что снег никому не нужен. Товар наш не нужен. — Он вздохнул, обвёл глазами сидящих и продолжил: — Тут даже не в том дело, что продавать не умеем. Умеем, очень даже умеем. И товар неплохой вроде бы. Только не нужен никому.