Я всемогущий

Ведущий кивнул и объявил рекламную паузу. Я отошёл к своему креслу. Ко мне пробралась Илона и срывающимся шёпотом сообщила, что размер аудитории передачи зашкаливает, нас смотрит буквально вся Россия. Я глянул на свою команду поддержки, расположившуюся среди зрителей студии. Олег демонстрировал мне большой палец, а Эдик широко улыбался, довольный своей причастностью к обнаружению столь нужных документов. Марина знаками показывала мне, что надо поправить причёску.

Второй раунд опять начался с того, что ведущий дал слово Сидорову. Мой оппонент, как говорят боксёры, «поплыл», однако пытался держать удар, сохраняя невозмутимый вид.

Я смотрел на него и вдруг понял, что знаю всё, что он собирается сказать. Все возражения, все обвинения, все доводы, которые он собирается привести. И как-то сразу стало легко и весело.

— Вы хотите спросить про парашют? — произнёс я, улыбаясь. — Откуда у меня в пассажирском самолёте оказался парашют? И это ли не свидетельство того, что я заранее его взял, зная о готовящейся катастрофе?

Сидоров замешкался и не нашёл ничего лучшего, как просто кивнуть. Я предвосхитил вопрос, готовый сорваться с его губ.

— А здесь начинается самое интересное, — я потянулся к папке и достал очередной документ. — Приказ МЧС за номером сто двадцать девять от пятнадцатого шестого ноль шестого. Об экспериментальном оборудовании автоматическими парашютами пассажирских самолётов. И приказ за номером сто тридцать от того же числа о специальной модификации лайнеров Ту-134 и Ту-154 с целью сделать их пригодными для десантирования.

Я передал документы ведущему, тот принялся их удивлённо рассматривать.

— Эксперимент проводился в авиакомпании «Пулково», — продолжил я. — Всего было создано два таких самолёта, оснащённых парашютами и подготовленных для десантирования в экстренных случаях. Один летает до сих пор на маршруте Петербург — Мурманск, борт 85631, можете проверить. Второй был на самарском рейсе — как раз он и погиб.

— А почему тогда вы прыгнули один? — выкрикнул Сидоров. — Почему больше никто не прыгнул, если такая возможность была у всех?

Я печально покачал головой:

— Ай-яй-яй, Евгений Анатольевич! Вы же лично знакомились с результатами расследования. Есть отметка о вашем доступе в архив, вам показать её? И вы наверняка знаете, что эксперты моделировали происходившее в последние минуты на борту самолёта. По их заключению, парашюты пытались раздавать всем, однако люди были испуганы, в салоне возникла паника — и в результате не прыгнул никто. Кроме меня. Мне повезло.

Я смотрел на лицо оппонента. Разъедаемое страхом, оно приобретало серый, землистый цвет. Победа, уже, казалось, бывшая в руках, оборачивалась поражением. Повинуясь внезапному импульсу, я произнёс:

— А теперь вы скажете про чеченских террористов…

— Но как же Беслан Мураев, — мой соперник начал говорить, уже понимая, что я вновь предвосхитил его вопрос. — Чеченский террорист признал, что это он организовал взрыв… крушение этого самолёта.

— Вот, — я достал ещё один документ из папки, — внутренний рапорт ФСБ, в котором делается вывод, что такого человека, как Беслан Мураев, просто не существует. Это пропагандистский персонаж, созданный оппозиционным чеченским информ-агентством «Кавказ-Центр» для того, чтобы принимать на себя вину за все катастрофы, случившиеся в России. ФСБ прекратила разработку Мураева ещё четыре года назад. Тогда же и в «Кавказ-Центре» поняли, что блеф не удался, и перестали использовать этого персонажа. И лишь вы, ничего не подозревая, опять вытащили призрак Мураева на поверхность и строите на нём свою чёрную PR-кампанию.

Всё. Сидорова не было. Передо мной стояла картонная кукла с привязанными к ней ниточками. И я мог дёргать за эти ниточки, заставляя куклу делать всё, что мне заблагорассудится. И стало скучно.

— А сейчас вы уйдёте, — сказал я. — Просто повернётесь и уйдёте.

Сидоров, бледнея, прошипел:

— Я отказываюсь участвовать в этом балагане!

Он отбросил микрофон и направился прямо к выходу. А я смотрел ему в спину и ощущал ниточки в своих пальцах. Вот я дёрнул пальцем — и Сидоров, чертыхнувшись, споткнулся об осветительный прибор.

Студия бушевала. Ведущий, пытаясь утихомирить страсти, пустил ещё одну рекламную паузу. Моя команда от радости стояла на ушах. Это был триумф, победа нокаутом. И лишь чувство стыда, неведомо откуда взявшееся, никак не покидало меня. Сам себе я казался боксёром-тяжеловесом, разделавшимся с тщедушным первоклассником.

В штабе царила эйфория. Войдя в общее помещение, я сразу же наткнулся глазами на информационную доску с распечаткой последних рейтингов. По опросам я должен был победить уже в первом туре.

Я собрал команду на небольшую «летучку». Народ подтянулся быстро. Они сели вокруг меня, как цыплята у наседки. Я попытался нахмурить брови:

— Ну что, бойцы, уже празднуете победу?

Илона сияла от радости, Марина беззаботно мурлыкала под нос популярную песенку. Даже Эдик, обычно бесстрастный, нынче улыбался задумчиво и аутично, как никогда напоминая Есенина на старом портрете. Олег, удовлетворённо щурясь, произнёс: