Но добивал тот факт, что в этом мире я будто была одна. В отношениях с ним я постепенно растеряла всех друзей, даже приёмные родители, кажется, забыли о моём существовании, стоило мне переехать в другой город. Сначала аргументом была хорошая должность, а потом... Потом все надежды на прекрасное будущее развалились, оставляя за собой призрачную тень надежды на то, что я не закончу свою жизнь в петле.
Последним ударом, выбившим из меня остатки эмоций, был телефонный звонок. Это был один из его друзей, щебечущий в трубку какую-то ересь. И лишь спустя пару предложений я вырвала из контекста главное:
— Его мусора повязали, — запыхавшийся, угашенный голос вещал, что Глеб имел неосторожность попасть в руки представителей закона, но это было не самым главным. Дальше последовало то, что ввело моё тело в пронзающий паралич. — Он прям в отделении скопытился от передоза! Лера! Что нам делать???
Я не знала.
Ни тогда, ни спустя час, ни спустя неделю.
Помню, как стояла с приложенной к уху трубкой посреди комнаты в каком-то трансе, медленно осознавая, что всё кончилось. Истрёпанная в клочья душа отказала окончательно, и я попросту не знала, как реагировать.
Холодный взгляд, окаменевшие чувства, помню как сбросила вызов и ещё долго сидела на полу возле кровати, медленно соображая, что произошло с моей жизнью. Чёрт, я даже на похоронах не была, не готовая увидеть его тело спустя столько лет отношений, которые и отношениями то назвать сложно. Я даже не интересовалась, устроили ли ему должные проводы или похоронили прямо за стенами мусарни, как собаку. Мне было всё равно. И лишь спустя месяц растерянного состояния до меня начало медленными шагами доходить, что, блять, произошло.
Здравый смысл был наглухо заколочен, оставались лишь воспоминания и чувство неугасающей боли оттого, что его больше нет. Всё, абсолютно всё, что было — было адом. Но это было частью меня. Это было чем-то моим, и с отсутствием этого я не готова была мириться.
В ход пошёл алкоголь, распутный образ жизни и все вытекающие из него последствия. Я будто плюнула на себя, на свою жизнь, на своё будущее, утопая в разврате и пьянстве ровно до тех пор, пока на очередной тусовке не встретила человека, отчего-то приметившего меня из всей толпы.
Это был молодой человек, отличающийся от всего того кошмара, в котором я варилась.
Как сейчас помню, лишняя бутылка спиртного, но я усиленно вливаю в себя её содержимое, пока его рука не вырывает стекло из моих пальцев.
— Тебе хватит, по-моему.
Шатен таращился на меня так, будто отец пришёл забирать с вечеринки гуляющую дочь, вот-вот порываясь схватить её за руку и утащить домой, где закроет на неделю, а может и дольше.
— А тебе какое дело? — икая, я чуть ли не повисла на нём, пытаясь собрать в кучу пьяные глаза, дабы сконцентрироваться на его лице, которое в свете искусственных ламп показалось мне чертовски красивым.
Помнится, со дня моей так именуемой свободы прошло месяца три, но я до сих пор опасалась парней, шугаясь от их добрых намерений с какой-то невиданной прытью. Только вот в этот раз меня спрашивать не стали. Симпатичный незнакомец попросту отставил бутыль за барную стойку, взяв меня под руку и потащив за собой к выходу.
— Я помню тебя, — его довод был весьма удивителен, что и сказалось на моём выражении лица, ведь я его ничерта не помнила. — Ты ведь Лера, да? — а вот это уже интересней. — Ты работала в нашей фирме, пока в один прекрасный момент не пропала. — Знал бы ты причину... — Что с тобой стало? — парень качал головой, осуждающе осматривая меня чуть ли не с ног до головы.
— Тебе какая разница? — снова икаю, поджимая губы и глядя куда-то сквозь него.
— Ты казалась мне умной, интересной девушкой, — он не переставал качать головой, а вот меня этот осуждающий тон начинал конкретно подбешивать, — куда ты скатилась?
В яму. В большую, блять, бездонную яму, откуда уже чёртову тучу времени не могу найти выход. Только вот не признаю этого, покуда мой надменный взгляд посылает его куда подальше, лишь бы отдыхать и убиваться мне не мешал.
— Если хоть какая-то крупица мозга в тебе осталась не задетой, сообщи, — он протянул визитку с его именем и номером, всучая в руки.
А после он сделал то, чего я ждала добрую половину вечера — покинул моё общество.
Ухмыльнувшись, я тогда вернулась в заведение, откуда уехала совсем нескоро. Но по приезду домой я, кажется, поняла, о чём он говорил.
В прихожей меня встретило зеркало, а из зеркала — потрёпанная жизнью блядь, на которую смотреть было тошно. Короткое донельзя платья, пьяные глаза, обрамлённые потёкшей тушью, страшно выделенные скулы и болезненная худоба. Ха, да за такую “красоту” и тысячу за ночь дать побрезгуют...