Наверное, я скажу им сегодня вечером. Хоть бы Линда перехватила меня по дороге домой и избавила от страданий. Остается только молиться.
Работа сегодня была не такой уж тяжелой. И Маргарет, и мама отправляют меня на склад, как только покупатели начинают жаловаться. Ну и хорошо, а то я уже устала следить за всем этим ворьем.
Сегодня я, скорчившись возле отдела с книжками о реабилитации жертв сексуального насилия, наблюдала сквозь полки за одним подозрительным длинноволосым типом, уж больно долго изучавшим «Бегущую с волками»[30]. Почему-то магазин «Ежевика у Горного маяка» притягивает к себе уж очень много воров. Их можно распознать по крайне странному поведению, огромной сумке на плече, а еще по запаху пачулей. Папа предположил, что внешний вид и поведение покупателей являются отличительными признаками завсегдатаев магазинов нью-эйдж и старой книги. Ха! Это признак их никчемности. Я читала, что тырение, как модно говорить о магазинных кражах, обходится мелким предприятиям в миллионы. Только не на моей территории!
Взять хотя бы моего сегодняшнего подозреваемого. Интересно, что забыл этот парень в отделе с книжками о женских психологических архетипах, если литература о движении за права мужчин находится в противоположном конце магазина? Видимо, какой-то извращенец. Стоя на коленях и следя за ним сквозь книжную полку, я была так увлечена, что не услышала, как сзади подошла покупательница. Она меня тоже не заметила, так как споткнулась об меня и с криком ужаса полетела на пол, а в это время мой подозреваемый упорхнул, и вообще это было нечто. Спорим, этот парень стырил книгу? Ничего удивительного. Нам бы следовало обвинить эту споткнувшуюся даму в причинении ущерба. Мама поинтересовалась (спокойным тоном), чем я, черт побери, занимаюсь, а Маргарет засмеялась и сказала, что на складе надо еще кое-что рассортировать. Я была так расстроена тем, что ворюга ускользнул, и так нервничала из-за этих жизненных обстоятельств, что едва была в состоянии отделить книги Дика Фрэнсиса от книг Сидни Шелдона.
В конце концов я сообщила родителям о приезде Обри; как я и ожидала, повели они себя довольно нелепо. Мама старалась выглядеть любящей и заботливой, но ее природная подозрительность то и дело вылезала наружу. Это было все равно что наблюдать за Сивиллой, меняющей личности[31]: «Ну конечно, доченька, мы так рады, что Обри у нас остановится». Потом: «А где именно он будет жить?» Потом: «Все-таки замечательно, что у тебя появляются новые друзья!» Потом: «А его родители не возражают, что он у нас остановится? Они ведь с нами не знакомы, а он так молод». И так далее и тому подобное.
Папа сделал большие глаза, но ничего не сказал. Ну все, теперь-то уж Обри точно приедет.
Те, кто регулярно ходит на свидания, должны умирать молодыми. Такой стресс вреден для здоровья. Кроме того, это замедлит процесс достижения жизненных целей. Если только я не включу в свой список слова «жена» и «мать». Ну ничего. Я настолько издергалась, что даже не беспокоюсь о возвращении в школу. Стресс невероятный. У меня практически не осталось сил. Этот визит похож на брак по договоренности. Мы словно парочка юных туземцев, которых усадили в шалаше, чтобы за ними понаблюдали фотографы из «Нэшнл джиогрэфик».
Правда, судя по высоте папиных бровей, нам вовсе не придется проводить хоть какое-то время наедине в шалаше или где-то еще, что меня абсолютно устраивает. Я вам не женщина! Я не готова к обрядам, связанным с женской природой! Я не могу себе позволить в этом участвовать!
Сегодня утром папа поднялся ко мне с исчерпывающей программой визита Обри. Каждая минута этих выходных у него распланирована и включена в сложенное вдвое и сколотое степлером расписание. Всем нам выдано по буклету с этим расписанием, и еще один получит Обри, когда появится у нас. Папа спросил, не считаю ли я нужным послать экземпляр его родителям. Я ответила, что вряд ли он успеет до них дойти. Я бы по-настоящему разозлилась на папу, если бы не почувствовала такое облегчение. Я была еще слишком юна, чтобы иметь друзей, и понятия не имела, что буду делать с Обри и как его, так сказать, развлекать.