Григорянц опустил глаза, не выдержав этого пристального взгляда ясных голубых глаз.
— Это так… А то, что кто-то подозревает, возможно…
— А кого подозреваете вы? Ведь вы непременно кого-то подозреваете… Вы умный человек, крупный бизнесмен, наверняка ваш путь к богатству и независимости был тернист, прошли вы через многое… Так поделитесь же своими соображениями. Мы заключим с вами договор, но предупреждаю, против своей совести я ни за какие деньги не пойду…
— Ну зачем же так? Ни в какую авантюру я вас втягивать не собираюсь. Просто прошу вашей помощи, будучи наслышан о ваших раскрытых делах, о вашем логическом мышлении и отчаянной храбрости.
— Ладно, считайте, что мы договорились…, — махнул рукой Костя. — Я берусь за ваше дело, но предупреждаю, если увижу в нем какие-то темные стороны, я имею в виду, касающиеся вас и ваших друзей, я его прекращу. Верну ваш аванс и прекращу. Разумеется, те деньги, которые будут потрачены на раскрытие дела, возвращать не стану. Не из чего мне их возвращать…, — счел нужным добавить он.
— Мне кажется, вы как-то агрессивно настроены ко мне, Константин Дмитриевич. Причем с самого начала нашего разговора.
— Да нет, — пожал плечами Костя. Ему и впрямь было неловко за то, что он неприветливо разговаривал с человеком, только что потерявшим любимую жену, крохотная дочка которого осталась навсегда без матери. Может быть, и дело-то не такое уж сложное. Преследует какой-то маньяк, которого чем-то обидели трое старых друзей. Бывает и такое, человеческая душа ох как сложна и загадочна!
Они подписали формальный договор на определенную сумму, и Григорянц заплатил Косте довольно приличный аванс.
— Итак, — потер руки Костя. — За дело! А начнем мы вот с чего — будем искать вашего пропавшего друга. Ведь этим делом, насколько я понял, правоохранительные органы вообще не занимаются.
— Этим нет. Родственники Прокофьева решили пока не сообщать в милицию о его исчезновении. И вообще, все преступления расследуются правоохранительными органами в отдельности, а вас я прошу расследовать их, как бы это сказать, в комплексе, в связи друг с другом. Вы понимаете меня?
— Вполне, — твердо ответил Константин. — Ладно, значит, так тому и быть, Эдуард Рубенович. Теперь езжайте домой, а остальное мое дело. А когда будет нужно, я вам задам необходимые вопросы. И если ваш историк, целый и невредимый, будет найден, сразу же отпадет целый ряд подозрений. А пока я от каверзных вопросов воздержусь… Пойдет? — улыбнулся он.
— Пойдет, — ответил Григорянц, также сделав едва заметную попытку улыбнуться, встал с места и протянул Косте руку. Костя заметил, что рука собеседника мягкая и влажная.
Через минут пять после ухода Григорянца Костя позвонил в МУР своему старому приятелю майору Молодцову.
— Геннадий, это Константин. Ради старой дружбы, проверь по картотеке — не проходили ли по каким-нибудь уголовным делам Григорянц Эдуард, Левушкин Андрей и Прокофьев Евгений? Ладно?
— Сделаем, Костя. Разве я тебя когда-нибудь подводил?
… Тем временем Григорянц в сопровождении двух телохранителей прошел к своему белому «Мерседесу», сел на заднее сидение и проворчал:
— Тоже мне, деятель… Расхвалили его, придурки… Обычный солдафон, да ещё и моралист впридачу. Тупой как валенок… Ни хрена он не найдет, надо действовать по-другому. Зря только ввел его в курс дела, погорячился…
И автомобиль направился в сторону Рублево-Успенского шоссе на дачу, где безмятежно играла или сладко спала ни о чем не знающая двухлетняя дочка Верочка…
Сам же Эдуард Рубенович сидел на мягком заднем сидении лимузина, погрузившись в свои мысли… И уносили они его в события почти десятилетней давности, в пасмурный августовский вечер тысяча девятьсот девяносто первого года…
4.
— Нет, Костя, никто из этих господ судимостей никогда не имел и ни по каким делам не проходил, — послышался в трубке хрипловатый голос майора Молодцова.
— Я так и полагал, спасибо, Геннадий, — ответил Костя Савельев и закурил очередную сигарету.
Затем он спустился вниз к машине и направился в Ясенево. Ехать было недалеко, жил Костя в Теплом Стане на улице генерала Тюленева. Уже через десять минут он был около дома, где проживала семья Прокофьевых.
Поднялся в квартиру. Позвонил. Открыла женщина лет пятидесяти пяти с усталым озабоченным лицом.
— Здравствуйте. Мне нужно поговорить с родителями Евгения Николаевича Прокофьева, — сказал Костя.
— Здравствуйте, — испуганным голосом произнесла женщина. — Я его мать Роза Александровна. И отец тоже дома. А кто вы?
— Я частный детектив Савельев Константин Дмитриевич. Ко мне обратился друг вашего Евгения Эдуард Рубенович Григорянц. Вы, полагаю, слышали о том, какое несчастье у него произошло?
— Да, разумеется, страшное, страшное горе… Он так любил свою жену, так любил. Я-то её не знала, Эдик и Женя в последнее время мало общаются, но мне рассказывал Женя… Да, а почему вы решили обратиться к нам? Каким образом мы можем пролить свет на тайну этого преступления?
— У вас ведь тоже серьезные проблемы, как я слышал?