«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

Количество осужденных с каждым годом росло за счет молодых рабочих треста «Севуралтяжстрой», самовольно оставивших работу. По указу от 26 июня 1940 г. «дезертиров производства» привлекали к уголовной ответственности, примерно по 200 человек в год[177]. Не следует думать, что всех их отправляли в лагеря. Многие получали сравнительно мягкие приговоры, вроде исправительных работ, но для иных, «вступивших на путь рецидива», суд находил возможным назначать также и лишение свободы.

Михаил Данилкин после фронта попал в зону высокой социальной напряженности. В борьбе за скудные социальные ресурсы – еду, одежду, жилье – сошлись начальники и рабочие, люди местные и эвакуированные, бывшие фронтовики и жители тыла. В этой борьбе все преимущества были у начальства – номенклатуры: внутренняя спайка, языковое господство, репрессивный аппарат.

К тому времени «номенклатура представляла собой социальную группу, которая конструировалась властью для целей административно-политического управления по определенным параметрам»[178]. Но, будучи собранным – пусть на время и из разнородных членов, – этот общественный агрегат в послевоенные годы продолжал развиваться по своим собственным законам. Люди, в него вовлеченные, устанавливали между собой личные связи, группировались по клановым или артельным основаниям, заявляли о собственных интересах. Причем специфика новой номенклатуры 1940–1950-х годов проявлялась в том, что и партийцы, и инженеры, и даже те, кого уничижительно называли «торгашами», принадлежали к первому советскому поколению – 30–40-летних, прошедших один и тот же жизненный путь и обладавших сходным коллективным опытом[179]. Советский инженер не был больше чуждым элементом, бывшим или потенциальным вредителем, или беспартийным специалистом. Если его должность соответствовала номенклатурной табели о рангах, он становился полноправным ответственным должностным лицом.

В 1940-е годы заработали в полную силу механизмы кадрового обмена. Вчерашний начальник цеха становился районным партийным секретарем; секретарь горкома переходил на должность директора завода, а затем снова передвигался на партийную работу. Новым в этих горизонтальных перемещениях было то, что их совершали люди, обладающие соответствующим специальным образованием – в конце этого периода, как правило, в объеме индустриального техникума. Партийные работники брали на себя обязанность отстаивать интересы хозяйственных руководителей перед московскими директивными и снабженческими организациями. Директора предприятий, в свою очередь, помогали своим политическим партнерам по хозяйству.

Заново после 1937 г. складывался социальный круг, объединявший людей, близких по своему социальному положению, постоянному деловому сотрудничеству, бытовым обычаям и привычкам. Встречи на совещаниях завершались товарищескими ужинами, производственные контакты обрастали семейными связями. «В Нытве, например, укоренилась такая система, когда многие районные руководители объединились в один “дружный” коллектив на почве систематических семейных встреч и выпивок по всякому поводу и даже без повода, – бранил сельских чиновников секретарь обкома К.М. Хмелевский. – Сегодня у одного именины, у другого завтра крестины, у третьего – свадьба и т. д. и т. п. И вот, начиная с секретарей райкома, районные руководители – и партийные, и хозяйственные, и советские, и прочие – систематически гостят от одного к другому, выпивают, веселятся, развлекаются»[180]. Хмелевский говорил о сельском быте, но в городе происходило то же самое.

Субсидии, получаемые от хозяйственных организаций в обмен на реальные услуги или в виде символических даров, составляли дополнительный – не совсем легальный, но защищенный обычаем – потребительский ресурс. Наконец, люди при должности не брезговали и обыкновенными поборами. Верховная власть, узаконившая материальные преимущества ответственных работников, вместе с тем старалась умерить развившуюся страсть к обогащению и, уж во всяком случае, закрыть альтернативные источники получения благ для партийных работников. Они должны были кормиться из одних рук.