— Я тебе уже сто раз сказала: нет! — мама достала из сумочки салфетку и, запрокинув детское лицо, принялась решительно устранять последствия всхлипа. — Раз не стала есть дома — будешь терпеть до поезда!
— Но мама… Только одну конфетку… — снова заныла девочка. — Я такая голодная… — несмотря на всхлипы, она продолжала болтать ногами.
— Конфеты — это не еда, — строго сказала мама, поправляя пушистый воротник своей куртки. — И не брыляй ногами, всё вокруг перепачкаешь! — она хлопнула дочку по коленям. Та залилась слезами.
— Мужики, — прохрипел грубый голос. Оба обернулись на звук одновременно. — Мужики… Помогите мелочью, а? — грязное лицо говорившего, опухшее до состояния подушки, в нескольких местах было украшено крупными многозначительными болячками. Сломанный тёмно-вишнёвого цвета нос неестественно выгибался влево. Среди волос на голове розовели подозрительно-жизнерадостные плеши.
Один из тех, к кому была обращена просьба о помощи, явно впечатлённый открывшимся зрелищем, почесал смуглый горбатый нос и вопросительно взглянул на старшего товарища. Тот, не переставая крутить в одной руке чётки, другой выгреб из кармана горсть монет и бесстрашно протянул её обладателю столь примечательной внешности. Первый, оценив его храбрость, посмотрел на него с уважением.
— Спасибо, мужики, — счастливо прохрипел облагодетельствованный и хотел, было, перекрестить милостивцев чёрной от грязи корявой лапой, но вовремя одумался и поспешил прочь.
По-прежнему держа сумку перед собой, он отошёл за угол ларька, где лежали сваленные в кучу рваные картонные коробки, и жадно впился зубами в тёплый свёрток, обильно смазанный на конце ароматным белым соусом. Мясной сок вперемешку с капустой и соусом приятно дразнили вкусовые рецепторы, и он даже подумал, что, может быть, успеет взять ещё одну порцию — в электричку — когда его язык ощутил что-то странное. Что-то, чему совсем не полагалось быть среди жареного мяса и овощей. Он внимательно осмотрел надкушенную шаурму, но при поверхностном осмотре ничего лишнего там не обнаружилось, и он вновь отправил её в рот.
И в ту же секунду заорал от неожиданной боли: словно несколько острых рыболовных крючков вонзились в его язык и десну. Подвывая и выгибаясь дугой, он попытался вытащить шаурму изо рта. Это получилось у него не сразу: вцепившиеся в его рот крючки не желали отцепляться. Наконец он с силой рванул свёрнутый в трубку лаваш наружу, во рту возник привкус крови, и — он был свободен.
Он с ужасом воззрился на шаурму, из которой торчала кошачья лапа с воинственно растопыренными когтями. Лапа была живой, она совершала выпады, пытаясь впиться ему в руку. Вздрогнув от омерзения и подавив рвотный рефлекс, он отбросил подальше от себя жуткое кушанье, но было уже поздно: один из когтей успел в последний момент зацепиться за рукав его куртки. Лаваш с остатками овощей отлетел в сторону, а некрупный полосатый котёнок с боевым мявом бросился по рукаву вверх — прямо ему в лицо.
— Мама, смотри! Это, что, цирк? — девочка в красно-белой шапочке указывала на ларёк с шаурмой, из которого — по несколько штук сразу — начали выпрыгивать кошки. Некоторые выскакивали из-под прилавка, а другие — и это было по-настоящему страшно — словно черви из коконов, вылезали из щелей между слоями мяса, насаженного на вертел.
Продавец шаурмы что-то неразборчиво кричал на своем родном языке, силясь оторвать от своего лица двух мёртвой хваткой впившихся в него котов. Какой-то мужчина корчился на земле рядом с ларьком. Всё его лицо было залито кровью, а изо рта торчал извивающийся кошачий хвост. Возле него валялась сумка, в каких обычно носят ноутбуки. Раньше она не пролежала бы там и двух минут, но теперь некому было порадоваться нежданной добыче: люди в панике бросились в стороны, стараясь укрыться от нашествия обезумевших зверей, царапавших и кусавших всех, оказавшихся на их пути. Огромный ребристый навес над платформами, кажется, вибрировал от тысячеголосого кошачьего воя, воплей ужаса и криков о помощи.
— Это не цирк, — испуганно проговорила мама, хватаясь за ручку чемодана, на котором сидела девочка. Но отбуксировать дочку в безопасное место она не успела: перед ней, словно из-под земли, появился бомж с жутким расшибленным носом и усыпанным струпьями лицом. — Что вам надо?! — взвизгнула женщина.
В ответ бродяга улыбнулся, обнажив чёрные пеньки гнилых зубов, и, вдруг изменившись в лице, с силой оттолкнул женщину.
Закончив с мамой, бомж на дрожащих от нетерпения ногах подобрался к девочке, которая от страха даже забыла заплакать.
— Ты же хотела конфетку? — прохрипела вонючая груда тряпок, нависшая над ребёнком. — Хотела? — груда сделала какое-то короткое резкое движение, послышался сочный хруст, и перемазанная красным уродливая ладонь поднесла к её лицу такой же уродливый вырванный с мясом палец. — На! На, бери! — с нежностью прохрипел голос. С мясных ошмётков, болтающихся вместо мизинца, на землю бежали стремительные красные капли.