Я взлечу

Джей закрывает дверь, упирается в нее лбом, горбится и длинно, тяжело выдыхает, будто выпуская все, что хотела сказать. Иногда сдаться сложнее, чем принять бой.

– Ма, не волнуйся, – говорит Трей. – В обед зайду возьму микрокредит до зарплаты.

Джей выпрямляет спину.

– Нет, сынок. Это все обман. Ты никогда с ними не расплатишься. Я что-нибудь придумаю.

– А что, если нет? – спрашиваю я. – Если нас выселят, мы будем…

Я не могу даже произнести это слово, но оно и так повисает в воздухе, будто вонь. «Бездомными». Одно слово. Четыре слога.

Перспективы стремные:

Нам светит стать бездомными.

– Все как-нибудь наладится, – говорит Джей. – Не знаю как, но наладится.

Похоже, она успокаивает не нас, а саму себя.

Все это выбивает меня из колеи. Когда мистер Уотсон звонит клаксоном автобуса, я еще одеваюсь. В школу меня отвозит Джей.

Выруливая на дорогу, она кладет руку мне на подголовник.

– Бри, пусть утренние неприятности не отвлекают тебя от учебы. Поверь мне, все наладится.

– Как?

– Просто наладится, и все. Мне необязательно знать, как именно.

Меня так достали такие ответы… Сначала тетя Пуф, потом Джей – обе ни фига не знают, что делать, и надеются, что все чудом образуется само собой.

– Может, мне поискать работу? – предлагаю я. – Будет полегче.

– Нет. Твоя работа – хорошо учиться. Я пошла работать в тринадцать, когда мама умерла. Надо было помогать отцу. Я думала только о счетах и совсем лишилась юности. Считала себя взрослой. Отчасти поэтому в шестнадцать и родила Трея.

Ага, мама с папой – классический случай подростковой семьи по залету. К моему появлению они были уже взрослыми, но Трей заставил их повзрослеть гораздо раньше. Дедушка рассказывал, что папа в шестнадцать работал на двух работах и еще успевал читать рэп. Он делал все, чтобы…

Ну, чтобы мы не оказались в той заднице, в которой оказались.

– Малышка, я не хочу, чтобы и ты быстро взрослела, – говорит Джей. – Мне вот пришлось, и этого уже не вернуть. Наслаждайся детством, пока можешь.

– Лучше уж я пораньше повзрослею, чем буду жить на улице.

– Как бы я хотела, чтобы тебе даже думать об этом не пришлось… – тихо говорит Джей. Прочищает горло: – Но это моя забота. Не твоя и не Трея. Я что-нибудь придумаю.

Я разглядываю цепь у меня на шее. В Саду ее явно лучше не надевать – зачем нарываться на ограбление, – но в школе-то, наверно, можно. Наверняка все будут хвастаться новой одеждой и обувью – подарками на Рождество. Я тоже хочу похвастаться. Но если нам нечем платить за жилье…

– Может, лучше заложить…

– Нет, цепочка останется с нами. – Охренеть, она мысли читает.

– Но…

– Доченька, кое-что стоит дороже денег. Твой папа хотел бы, чтобы она была твоей.

Да, наверно, хотел бы. А еще он, наверно, хотел, чтобы нам было где жить.

Мы подъезжаем к Мидтаунской школе. Холодно, снаружи не особо постоишь, но Сонни ждет меня на ступеньках и машет рукой. Утром он написал мне, что нам надо поговорить.

– Пока, – прощаюсь я и вылезаю из машины.

– Эй, даже не чмокнешь меня, что ли?

Обычно мы обходимся без всякого такого, но сегодня, видимо, ей это нужнее, чем мне. Я целую ее в щеку.

– Я тебя люблю, – говорит она.

– И я тебя.

Она быстро чмокает меня в висок.

Уже на середине лестницы я слышу, как она открывает окно и…

– Хорошего дня, Бусечка!

Я застываю на месте.

Она что, серьезно?

Сколько себя помню, Джей – и только она – все время называет меня этим прозвищем. Понятия не имею, что оно, блин, должно значить. Удивительно, что в детстве я не решила, что так меня и зовут.

Те несколько человек, которые еще на улице, прекрасно ее услышали. Я натягиваю капюшон и быстро поднимаюсь.

– Ты теперь всю жизнь будешь Бусечкой, – смеется Сонни.

– Заткнись, Зайчик Сонни. – Так его зовет его собственная мама.

– Иди на фиг. – Он замечает мой кулон. – Офигеть, это же вещичка дяди Ло?

– Ага. Мама мне подарила. Что случилось? Ты сказал, нужно поговорить.

Мы поднимаемся по лестнице.

– Это я должен спрашивать, что у тебя случилось. Ты все каникулы Малику не писала.

Да, не писала. Мы с ним так и не разговариваем с тех пор, как он высмеял меня перед Шеной и назвал продажной.

– И он послал тебя миротворцем?

– Увы, я у вас по жизни миротворец. Ты все еще злишься на то, что он сказал у Сэл?

Если на кого и стоит злиться, то на себя, но да, я все еще зла. И мне больно. Но стану ли я признаваться? Хрена с два. Это все равно что признаться, что я, дура, в него влюбилась и думала, что у меня есть шанс.

Теперь шансов точно не осталось. Сонни в Новый год написал мне, что Шена с Маликом реально встречаются.

Ну и пошли они.

– Забей, все нормально, – отвечаю я Сонни то же самое, что говорила сама себе. – Ты правда стоял ждал на морозе, чтобы поговорить про Малика?

– Ха! Хрен там плавал! На такое я ради вас не готов. – На мой косой взгляд он только ухмыляется. Вот ведь тролль. – На самом деле я вот про что хотел поговорить.

И показывает мне экран телефона. Там сообщение от Шустрого. Отправлено сегодня утром. Оно короткое – всего один простой вопрос… Или непростой: «Встретимся?»

У меня отвисает челюсть.

– Реально?

– Реально.