Я за тебя умру (сборник)

Билл почувствовал, что дверь за ней закрылась весьма поспешно. Он пожалел, что не уехал сразу, как только выяснилось, что миссис Брикстер нет дома: он не был психиатром и не был моралистом – он считал себя ученым. Он полагал, что разобраться с больной женщиной в неотложном случае мог бы вполне уверенно; но при взгляде на этого пациента его голову как петушиный гребень оседлало какое-то забытое отвращение к тринадцатилетним мальчикам, и он озлобленно подумал: да я им и не детектив.

Но удержал свой гнев в себе и сиропным голосом поинтересовался у мальчика:

– Во что ты любишь играть?

– Да ладно.

– Нет, все-таки?

– В гангстеров, во что еще?

– О, это интересно.

Ну, Бриллиантовый Дик, подумал Билл, но что-то побудило его спросить:

– А любишь, чтобы кто побеждал – гангстеры или полицейские?

Мальчик посмотрел на него с презрением:

– Гангстеры, конечно. Дурацкий вопрос

– Ну-ка, перестань грубить.

– И что вы сделаете?

– Я тебе…

Биллу вспомнилась другая детская мечта: тут он сейчас в роли пирата.

– Какие ты читаешь книжки? – спросил он с внимательным видом, словно выслушивал мальчика стетоскопом.

– Да не знаю.

– А фильмы смотришь? – Мальчик заметно посветлел лицом, словно ему открылся выход из тупика. – Гангстерские фильмы?

– Мне не очень-то позволяют. – Но в голосе слышалось самодовольство, и прозвучало это неубедительно. – Нам и другим богатым мальчикам ни на что не разрешают ходить, кроме комедий, и похищений, и всякого такого. А мне вот комедии нравятся.

– Кто? Чаплин?

– Кто?

– Чарли Чаплин.

Отзвука это явно не породило.

– Нет, ну… знаете – комедии.

– Кто тебе нравится? – спросил Билл.

– А… – Мальчик подумал. – Ну, нравится Грета Гарбо и Дитрих, еще Констанс Беннет.

– Их фильмы – комедии?

– Они самые смешные.

– Кто смешные?

– Их комедии смешные.

– Почему?

– Они так стараются все время переживать.

– Как стараются?

– Ну, глазами водят.

– И что?

– Ну, вроде как… в Рождество.

Билл хотел вникнуть глубже, но, вспомнив, что не выяснен еще вопрос с иглу, передумал. Благоразумнее было вернуться к книгам.

– Какие у тебя есть книжки?

Мальчик посмотрел на него внимательнее.

– Э, а вы не тихушник случайно?

Билл задумался на секунду, тихушник он или нет.

– Нет, – успокоил он себя.

– Ну… – Мальчик сел на кровати. – У меня их два вроде сорта. Есть вот про четырех девочек по имени Мег, которые провалились в кроличью нору и это… у меня таких много. – Он помешкал. – А еще у меня свои книги.

– Можно их посмотреть?

Мальчик подумал.

– Ну, и что вы тогда сделаете?

Билл в третий раз задумался с ответом.

– Ничего.

– Тогда поднимите край матраса.

Билл поднял. После он пытался вспомнить, десять их было или двадцать. Запомнились ему такие: «Факты о любви», «Война и мир», том первый, «Лучшие рассказы 1926 года», «Психиатрия и ее эволюция за восемьдесят лет», «Пятьдесят популярных закулисных историй о Всемирной выставке 1876 года».

Размышления Билла над cache[4] оборвал тихий голос мальчика:

– А может, все-таки вы жулик. Вы их видели. И что теперь сделаете?

– Может быть, вырежу тебе гланды, – сказал Билл и отдернул голову из-под резко опустившегося матраса, причиной чему, вероятно, были приближающиеся шаги.

– Не сомневайся во мне, старина. Я не…

– Слыхали…

Его прервало появление сестры, к которой он еще не привык, и она его немного пугала.

– Мама с папой вернулись, – объявила она Биллу, – хотите к ним спуститься?

– Из вас получился бы хороший ассистент врача.

– Я три месяца жила с врачом.

Билл хватил ртом воздух, а она продолжала:

– Его жена очень болела. Знаете, не gravement а chroniquement. Мне нравятся врачи.

Когда Билл шел вслед за ней к двери, мальчик сосредоточенно думал, выдал он себя или нет. По дороге Билл обернулся и хотел произнести напоследок что-то значительное, но, взглянув на непримиримое лицо, закончил так:

– Я тебя не выдам, но хочу поговорить с тобой еще. – И уже в дверях добавил: – Во всяком случае, твоим друзьям не скажу, что у нас была доверительная беседа.

Он сделал все, что мог, но пока шел следом за мисс Мэйсон по длинному коридору и спускался по лестнице, чувствовал себя совершенным увальнем. Внизу он встряхнулся: предстоящую сцену он заранее себе рисовал.

Перед входом в главную комнату, для которой до сих пор не придумано подходящего названия в стране, стояла отчетливо глупая – но пока еще не наказуемо – женщина; она стояла, веселыми движениями руки приглашая его в кабинет, откуда они вытеснили мужа: путь на выход ему был указан рукой, свободной от обращенных к Биллу призывных жестов.

– Я поняла, кто вы, я узнала вас по предписаниям доктора Хайнса. Он так хорошо все описывает. Этот фильм сегодняшний, он смог бы описать его не хуже рецензента.

Билл немного успокоился и, отказавшись от предложенного виски, заговорил профессиональным тоном:

– Итак, миссис Брикстер, на что жалуетесь?

Она начала:

– Конечно, раньше всего меня встревожили подергивания…

И два часа спустя закончила так:

– …возможно, вы правы, это от нервного напряжения в связи с приездом дочери.

Исчерпав вдруг силу переутомленных нервов, она сделала ему внушение: