Дожить до пятницы оказывается сложнее, чем он думал. Из офиса они выбираются только в девять вечера, и все, чего хочется Гэри, – это приехать домой, отнести Пайпер в душ и трахать до тех пор, пока та не начнет выть его имя.
Ей тоже пришлось несладко. Когда он подсаживает ее на сиденье и падает рядом, она с тоской оглядывает пустую парковку.
– Даже Тыковка уже уехал, – вздыхает Пайпер.
– И мы тоже. Хочешь, заедем куда-нибудь поужинать?
– Не хочу видеть людей.
– Тогда закрывай глазки. – Гэри не нравится, когда она устает настолько, но это все еще работа.
Одна часть его хочет, чтобы Пайпер была легкой, как она это умеет. Чтобы улыбалась и смеялась, болтала босыми ногами в воздухе, задавала миллион вопросов. Но вторая подсказывает, что без таких моментов, тяжелых, выматывающих, она в лучшем случае зависнет в воздухе. Останется такой, как есть, и не раскроет потенциал, который Гэри в ней видит.
Так что все, что он может сейчас, – это позволить ей уснуть рядом, пока они едут домой. Он даже делает пару лишних кругов по Манхэттену, погруженный в собственные невеселые мысли. Перестройка дается им тяжело: если раньше искрили остальные, то теперь и у Леона начинает кукушку сносить.
Спящая Пайпер мямлит что-то невразумительное, и Гэри треплет ее по макушке, чтобы разбудить, – они уже почти приехали. Она хлопает глазами и оглядывается.
– Мы дома, – успокаивает он.
– Мне снился склад. С бесконечными стеллажами с коробками. Я их вскрываю, и во всех – помятый «Джей-Фан».
Когда они паркуются в гараже, тормоза начинают негромко, но уже опасно повизгивать. Пайпер оборачивается в поисках источника звука.
– Ты слышал? – спрашивает она.
– Конечно, – кивает Гэри, – колодки свистят. Отгоню в сервис.
– Все еще не понимаю, как вы это делаете. – Пайпер слезает вниз и идет в дом. – То ты по звуку в машине определяешь, что это и откуда свистит. То Тыковка смотрит на свои изобретения и тут же выдает, что с ними не так.
– Это обычный навык, – спокойно объясняет Гэри. – Ты ведь тоже смотришь в экран секунду и можешь сказать, где там рейд и на каком этапе. Если хорошо знаешь машину, тебе хватит звука, и не нужно лезть внутрь, чтобы посмотреть, где именно…
– Как ты сказал? – резко разворачивается она.
– Если хорошо знаешь…
– Ты хорошо знаешь Гэри Джеймса?
– Ну да.
– Если фото увидишь, узнаешь?
– Да.
– Почему тогда я не догадалась использовать тебя как нейросеть? – Пайпер подпрыгивает на месте и буквально несется внутрь. – Закажем пиццу! У нас много дел!
Ее усталость исчезает за долю секунды.
Гэри не понимает, что именно она придумала, но слушается: нутро говорит, что у них есть шанс ухватиться за нужную нить. Сам он уже до чертиков устал от этих поисков – за последние три месяца даже больше, чем за предыдущие пять лет.
Он был почти в руках, но ускользнул, и все действия приводили их к очередному тупику. Странно, как у Пайпер до сих пор есть силы думать об этом, садиться за ноутбук и в тысячный раз искать лазейки. Куда она только не залезала – иногда даже в те части интернета, где Гэри не хотел бы ее видеть.
Только она и помогает до сих пор не сдаться.
Когда он заходит домой, Пайпер уже нетерпеливо переступает с ноги на ногу посреди гостиной, держа в руках ноутбук.
– Нужны мы оба, – предупреждает она.
Гэри кивает. Он усаживается на кухонный стул, и Пайпер залезает ему на руки. Ей нравится сидеть у него на коленях, пока он ее обнимает, и летать пальцами по клавишам. А он уже не представляет другого способа заниматься безнадежными поисками.
Пайпер открывает «Фейсбук» – хотя она прошерстила его весь и, наверное, знает каждого жителя Мирамара в лицо.
– Видела же фотографии с местных праздников, – говорит она, – но не обращала внимания. Я-то его в лицо не знаю. А ты знаешь.
– Что делаем? – Гэри заправляет непослушную рыжую прядку ей за ухо и кладет подбородок на плечо.
– Я листаю фотографии, ты на них смотришь. Увидишь Гэри Джеймса – говоришь.
Она и правда начинает показывать ему фотографии с каких-то фестивалей и массовых собраний. Гэри внимательно всматривается в лица, но пока никого не узнает.
Через минут десять, которые ощущаются, как сраная вечность, он устает. Но Пайпер не дает ему даже отвернуться, только придвигается ближе и сжимает его руку.
– Давай еще немного, и сделаем перерыв на пиццу? – предлагает она, переключаясь на следующую фотографию.
Сердце обрывается и падает. С экрана смотрит постаревшая и осунувшаяся, но все еще его копия.
– Боже, – шепчет Пайпер. – Это он?
– Да, – сухо отвечает Гэри. – Это точно он.
Фотографии полгода. Отец не то чтобы выглядит счастливым – у него худое лицо и какой-то больной взгляд. Это… месса? Да, фотография сделана на Рождество. Тяжело ему, наверное, без англиканской церкви в такой глуши.
Отец всегда был религиозным. Гэри молился его богу каждый вечер, упрашивал оставить мать в покое. Молился, чтобы их перестали бить.
Когда мама умерла, он понял, наконец, что никакого бога нет. Это выдумка отца, которому нужно было оправдать свое мудацкое поведение.