Теперь угроза Лебедя устранена, президенту предстоял уже не отпуск, а полная «отключка» и — пусть вероятность успешного исхода операции и оценивалась свыше 95 % — нельзя было не учитывать и оставшиеся 5 %. В этой ситуации президент решил подстраховаться и создать управленческое звено, уполномоченное уже не согласовывать действия силовиков, а напрямую командовать ими.
Второй вопрос — почему я? — тоже требовал серьезного объяснения. Все-таки существовали Совет безопасности (Рыбкин, Березовский), Совет обороны (Батурин) — казалось бы, им и флаг в руки. Об этом я и обмолвился. Но Чубайс посмотрел на меня с такой иронией, что стало ясно — тут вопрос не статуса, а умения и способности общаться с крупнозвездными начальниками. Для меня это работа повседневная, и мы (министры и я) к общению привыкли. Ну и особенности характера и жизненного опыта тоже, наверное, играли свою роль.
Обо всем этом я много думал позднее, а тогда почти сразу согласился. Даже не выторговал повышение своего статуса до первого заместителя руководителя АП и по совместительству первого заместителя секретаря СБ, что было бы естественно для решения поставленной задачи. За это меня коллеги потом попрекали. Пошел решать, как организовать работу штаба. Персональный состав понятен: министры-силовики, руководство охранных структур (Федеральной службы охраны и Службы безопасности президента), министр иностранных дел, мэр Москвы и… Черномырдин.
Президент подписал соответствующий указ на следующий день. Премьеру нужно отдать должное: он ничем не выказал обиду.
Понятно, что проводить регулярные совещания невозможно. О работе штаба немедленно станет известно — и поднимется вселенский скандал. Мало того, что он помешает нормальной работе, так еще неизбежны и попытки сыграть на уязвленном самолюбии Черномырдина. Поэтому вопросы, как правило, ставились в индивидуальных беседах. Также и контроль исполнения — строго индивидуальный.
Основная задача «проста»: сделать так, чтобы ни малейших угроз стабильности государства в период проведения операции и последующей недееспособности президента не было, а все привлеченные к работе руководители привыкли к координирующей роли АП. Постарались предусмотреть возможные осложнения — от нештатного отключения электроэнергии в больнице во время операции до попыток отдельных неуравновешенных политиков и командиров «ударить в набат». Усилили информационную работу, договорились о координации действий в случае непредвиденных осложнений.
Но все — без ажиотажа. Не нужны были ни чрезмерное внимание, ни показная сверхбдительность. Это поняли и за рубежом (в том числе в основных разведрезидентурах и штабах). Это понимала и большая часть оппозиции внутри страны.
Фон для проведения операции на сердце № 1 создали вполне приемлемый.
Вообще-то впервые о необходимости лечь на операционный стол Ельцину говорили еще летом 1995 года. Но он, уже приняв решение не уходить со своего поста, согласился вернуться к этой теме только после выборов. Инфаркт лета 1996-го поставил вопрос уже вполне по-гамлетовски: «Быть или не быть». Тут сказалось общее состояние его организма, усугубившееся сильным желудочным кровотечением (источник так и не удалось обнаружить). Больного нужно было тщательно готовить к операции.
Главный консультант, выдающийся американский кардиохирург Майкл Дебейки
За прошедшие месяцы усилиями врачей, семьи и охраны (к этому моменту ее возглавили сильные профессионалы, а не собутыльники, и притом доброжелательные люди, свободные от запредельных амбиций: ФСО — Юрий Крапивин, СБП — Анатолий Кузнецов) эти показатели были достигнуты. Причем могучий организм президента восстанавливался с такой скоростью, что Дебейки невольно помог замаскировать предстоящую операцию, заявив, что «операцию на сердце Борису Ельцину сделают во второй половине ноября». Знаменитый хирург не лукавил — просто он ориентировался на среднестатистического человека, а не на того, к кому на 200 % применимы слова из рассказа «Последний дюйм» Джеймса Олдриджа «Все дело в адреналине… а вы его вырабатываете, как атомную энергию!»
Понятно, что все ключевые решения принимались в семейном кругу, а до меня доходили лишь их отголоски и директивы. Но при определении даты проведения операции нужно было учесть и ряд соображений, выходивших за пределы этого круга. Например, уместно воспользоваться давней практикой введения усиленных мер безопасности в канун крупных государственных праздников. Тут нам на руку надвигавшаяся 79-я годовщина большевистского переворота. Его, конечно, в России на государственном уровне уже не праздновали. Но коммунисты от своего брендового события не отказывались и в этот день продолжали устраивать массовые мероприятия разной степени злобности. Так что повод сохранялся.
Ввести в действие соответствующие планы полагалось со 2 ноября, отменить режим усиления — 9 ноября.