Я закрыл КПСС

Андрей Дмитриевич накануне выступил на заседании МДГ с требованием объявить МДГ оппозицией и продолжить борьбу за отмену 6-й статьи Конституции СССР. Призвал к проведению предупредительной забастовки в поддержку этой позиции. В группе начались разброд и шатания. Однако Андрей Дмитриевич своим выступлением переломил эти настроения. Приехав домой, поужинал и уединился в своей «нижней» квартире на улице Чкалова, чтобы отдохнуть перед доработкой текста и подготовкой к выступлению на Съезде.

Обеспокоенная долгим отсутствием мужа, Елена Георгиевна пошла его проведать. Нашла уже остывающее тело.

При написании книги я просматривал в архиве номер газеты «Известия», вышедшей в день смерти Андрея Дмитриевича. Последнее упоминание Сахарова в стенограмме Второго Съезда народных депутатов СССР: «Сахаров А. Д. (Не слышно)».

Поразительно символична эта запись! «Не слышно» преследовало одного из лучших людей в истории нашей страны в последние 25 лет его жизни, когда он пошел поперек власти и народа и в итоге оказался прав!

Миновал первый шок. Что делать? Договорились, что поеду в Мосгорисполком — обсудить организацию похорон с властями города. Воля Елены Георгиевны — похоронить на Востряковском кладбище, на семейном участке.

В исполкоме Моссовета (правительство города) меня встретили сотрудники юридической службы Архипов и Лебедев. Оказалось, «наверху» все обсудили и решили. Панихида с коллегами в родном ФИАНе, потом — гражданская панихида во Дворце молодежи на Комсомольском проспекте. Похороны — на Востряковском кладбище.

Что ж, достойно. Возражений нет. Вот только… Стараясь выглядеть как можно будничней, говорю:

— Нужно еще согласовать маршрут траурного шествия.

Они аж подпрыгнули:

— Какое шествие?! Никакого шествия не будет!

— Шествие будет, — сказал я. — Так что давайте лучше все согласуем. Не будете же вы на глазах всего мира разгонять мирных людей, идущих за гробом.

— Молодой человек, да кто вы такой, что вы себе позволяете! Никакого шествия не будет.

— Шествие будет.

В комнату постепенно стали подтягиваться еще какие-то люди, в основном игравшие роль молчаливой массовки. На меня продолжали давить в духе: «Да вы кто, да мы вас… скажите спасибо: вон вам для панихиды какой дворец выделили…».

Понимая, что меня провоцируют, только и ждут какой-нибудь резкости, сижу и, как попугай, продолжаю бубнить: «Шествие будет, вы не станете разгонять». Думаю, продолжалось это минут тридцать.

Участники «молчаливой массовки» периодически выходили, видимо, чтобы проинформировать «кого следует». В ход пустили весомый аргумент: кто вы, дескать, такой, чтобы самовольно предъявлять ультиматумы? Что ж, логично. Договариваемся о перерыве. Еду в Московский дворец молодежи, где в полном составе во главе с Еленой Георгиевной Боннэр (как смогла она выдержать и это — бог весть) уже заседает наша самочинная группа по организации похорон. Доложил о ходе переговоров. К большому моему удивлению, точки зрения разделились. Оказывается, и здесь на наших давили, угрожая столпотворением, новой Ходынкой.

Разгорелся спор. Даже Елена Георгиевна не выдержала:

— Женя, ну может быть, действительно пойдем навстречу Михаилу Сергеевичу?

А меня заклинило. Нельзя, говорю, чтобы похороны Андрея Дмитриевича не стали массовым политическим действием. Его последний день рождения был отмечен митингом в Лужниках. И в последний путь надо проводить там же. На том и порешили.

Вернулся в Моссовет, готовый к новой схватке, но вдруг, как по мановению волшебной палочки, все благополучно окончилось. Нам согласовали проведение панихиды 16 декабря и до 12 часов 17 декабря. Потом — траурное шествие до Лужников. И траурный митинг — там же, где проходил митинг перед открытием Первого Съезда. Было это в день его рождения.

Позднее, когда множились безвозвратные расставания с близкими людьми, да и самому приходилось приближаться к краю, понял: внезапная смерть — благо для человека и страшное горе для его близких. Они застигнуты врасплох, растеряны, не понимают реальности произошедшего, не понимают, что делать, как быть дальше. И, наоборот, долгое угасание — часто невыносимая тяжесть для человека, но его смерть воспринимается близкими как нечто естественное, к ней они готовы, все взвесили и рассчитали…

На том же совещании в МДМ выяснился еще один факт: Михаил Сергеевич Горбачёв хотел бы попрощаться с Андреем Дмитриевичем, но не в общедоступных местах, в ФИАНе и МДМ. Посему предлагается по дороге из ФИАНа в Московский дворец молодежи завезти гроб ненадолго в здание Верховного совета для прощания обрадованной номенклатуры с главным политическим оппонентом. Ничего себе!