Я закрыл КПСС

На Совете представителей «Демократической России» начался ожесточенный спор, в котором Афанасьев, Баткин и ряд других, начав с осуждения проекта Союзного договора, быстро перешли на критику уже очевидного отрыва Ельцина от демократического движения, нарастающего авторитаризма его действий пока еще не в сфере государственного управления, но в выработке идеологии и политики реформ. Им оппонировала умеренная, в значительной мере уже «ономенклатуренная» часть демократов, которая от Ельцина дистанцироваться не собиралась, потому что неизбежное столкновение с коммунистами и их аппаратом требовало сплоченности демократического движения. Среди них и я. «Вы думаете, мы уже победили? Да ничего подобного. Мы сейчас начнем осуждать Ельцина, а завтра останемся без генерала в решающей схватке», — говорил я. (До сих пор стыжусь, насколько резко оборвал весьма уважаемого мной Баткина.) Все понимали: Союзный договор — больной компромисс, в первую очередь, Горбачёва и Ельцина, договор, который ни тот, ни другой соблюдать не смогут. Горбачёв впоследствии говорил: «Я думал: подпишем, а потом я постепенно вожжи подтяну». Да и ключевые зарубежные партнеры до провала августовского путча старались иметь дело только с Горбачёвым и настаивали на сохранении СССР: мысль о возможности распада крупнейшей ядерной державы на части, из которых четыре[119] станут ракетно-ядерными государствами, приводила их в ужас. А Ельцин понимал, что Горбачёв «не тянет», что разрыв с ним неизбежен, и с каждым днем укреплял свои позиции в России и за рубежом.

Но лето — сезон отпусков, и после 5-го Съезда и инаугурации Ельцина наступило затишье. Перед бурей.

Новые российские, московские, петербургские власти занимались вопросами строительства новой государственности. Старая советская власть готовилась к перевороту.

Это были самые «подходящие» условия для предстоящей поездки в США. Первой в моей жизни поездки за рубеж.

Американский утюг

Постсоветским поколениям не дано пережить остроту чувств, которые испытывали советские люди, впервые оказавшиеся «там». Из «продовольственной проблемы» — к полным прилавкам. «Свободный мир» потрясал абсолютно всех, кто приезжал туда из-за «железного занавеса», как назвал границу социалистического лагеря британский премьер Черчилль.

При Академии наук СССР действовал Центр научно-технической деятельности, исследований и социальных инициатив (ЦЭНДИСИ). Тогда его возглавлял Владимир Свирский. Он и организовал поездку на конференцию URISA — Американской ассоциации развития муниципальных и региональных информационных систем, которая проходила в Сан-Франциско с 12 по 16 августа и была посвящена использованию цифровых технологий в региональном и муниципальном управлении.

Мой английский далеко не совершенен, и предстояли неизбежные проблемы с пониманием. Но это — полбеды. Главная проблема — у меня не имелось ни малейшего представления, что это за хитрость такая — цифровые технологии. Ну, думаю, на месте разберемся.

Жена поставила кардинальную задачу: во что бы то ни стало купить электрический утюг. Наш старенький все время ломался. В московских магазинах их найти было невозможно, пользоваться «административным ресурсом» — недопустимо, и мне приходилось все время ремонтировать вышедшую из строя технику, чтобы являться на работу в отглаженных брюках и сорочке. В чемодан сверху Юля положила листок бумаги, на котором размашисто написала: «УТЮГ!!!»

Оформление необходимых документов, получение загранпаспорта (большой в те годы редкости) и американской визы меня не обременяло: все сделал отдел международных связей Моссовета[120].

И вот наступило 11 августа. Теплое солнечное утро. Вещи собраны, все готово. Приподнятое настроение, хотя и с ощущением легкого мандража. Впервые в жизни предстоял выезд из СССР. И сразу — в США. Да еще больше, чем на неделю, обратные билеты — на 19 августа…

Стою перед зеркалом, бреюсь и думаю: «А хорошо все-таки, что возвращаться предстоит именно 19-го, в понедельник. Уж если они (руководство СССР) и начнут переворот, то сделают это наверняка в ночь с пятницы на субботу или с субботы на воскресенье. Ну не полные же они идиоты, чтобы начинать переворот в ночь на понедельник, когда люди уже вернутся с дач в город. Так что у меня будет время на обратном пути оценить ситуацию и принять оптимальное решение».

Забегая вперед, отмечу, что я сильно ошибся: они таки оказались полными идиотами и начали переворот именно в ночь на понедельник. А вот в главном, в ожидании переворота, ошибки не было, поскольку к этой грани партийно-государственное руководство СССР уже подходило, и не раз. И в марте 1991 года, во время «танковой демонстрации», и в июне, когда Попову пришлось передавать информацию о подозрении на заговор американскому послу в Москве.

Такие вот «веселые» мысли на дорожку.