Я защищал Ленинград

Запомнился такой случай. В моё дежурство ночью у раненого моряка открылось кровотечение. Когда я к нему подошла, мне ничего не оставалось, как только зажать подмышечную вену. Сперва я наложила ладонь, а сверху кулак. Санитарка вызвала врача. И вот два с половиной часа, пока шла операция, я удерживала, чтобы не было кровотечения. Много было таких случаев. И кровь приходилось давать, когда её не хватало.

Я была бойкой и, как говорится, не из робкого десятка, быстрая на ногу и в работе. Мне всегда было больных очень жаль, всегда старалась пошутить. Они тоже в ответ пошутят. Вот так пошутим - и им легче. Может, это и бахвальство, но больные меня любили. Помню, оперировали молоденького мальчика. У него было большое ранение в брюшную полость, была задета печень. Прооперировали удачно и отправили на койку. А в ночь у него разошлись швы. И его вынуждены были оперировать вторично. Но хирург ему сказал: «Хочешь жить, могу делать, но только без наркоза». Потому что он просто не выдержал бы наркоза. И он сказал: «Давайте мне Нелю. Тогда я выдержу». Ему что-то дали зажать в зубы, чтобы он не кричал. А я встала у него в головах, протянула руки. Он взялся своими руками за мои, и вот таким образом его прооперировали. И он остался жив.

Всю зиму я продолжала ходить домой, потому что у меня дома лежала мама. Я утром ей согревала чайник с водой, приносила её пайку хлеба, укутывала и уходила на сутки работать. В марте 1942 года мама умерла. Одна я её похоронить была не в состоянии. У меня была ещё тётка. Она сама была еле живая, но помогла мне завернуть маму в простыню и довезти на саночках до траншеи на кладбище. А обратно я её саму еле-еле волокла.

Как я говорила, мы жили возле бани. При ней во дворе, как раз где мы жили, был санпропускник. Раньше туда пригоняли для обработки новобранцев, там ещё кого-то. И вот у моей подруги умер отец. Его на ночь положили в этот санпропускник, в холодное место, для того чтобы приготовить к похоронам. И вот мы с ней встречаемся. Я шла с работы, а она на работу. Она в больших слезах шла. Я спрашиваю: «Сима, что случилось?» Она говорит: «А папу съели». Я спрашиваю: «Как съели? Папа же умер». А вот пока он в санпропускнике лежал. Там вырезали все мягкие места. Так что людоедство, конечно, было. А убивали, не убивали для этого - не знаю. Ходил слух, что убивали детей, что находили целые бочки солёных детских пяток. Вот это я слышала.

Город был завален снегом, который, конечно, никто не убирал. Ходили по узеньким тропиночкам. Одеты люди были во всё, что было возможно. На ноги натягивали такие... Сделанные из рукавов пальто и сверху калоши. Ходили все закутанные. Лица чёрные. Только глаза смотрят.

В начале весны началась уборка города. На уборку мы должны были выделить, помимо основной работы, в определённые дни определённые часы. У нас была даже специальная карточка, в которой записывалось, сколько часов мы отдали для уборки города. Лом, лопата, фанерный щит, на котором таскали лёд. Работали на тех улицах, рядом с которыми стояла больница. Весь город был убран и тогда же был пущен трамвай.

Ещё мы ходили на заготовку дров: больницу же надо было отапливать. Для этого разбирали деревянные дома, стоявшие за «Русским дизелем». Вот лопата, лом, топор. Все: и хирурги, и сёстры, и санитарки - все ходили ломать дома и заготавливать дрова для отопления отделения. Каждое отделение заготавливало для себя дрова. А ещё мы ходили на Поклонную гору заготавливать торфяные кирпичики. Туда, правда, мы ездили уже на трамвае. Была определённая норма. Если во время работы увидишь самолёт, то и ложись прямо в торфяную жижу. Они видели, что тут копошатся, работают, вот и бомбили.

Когда появилась свежая травка, началась и новая жизнь. Мы стали собирать всю траву. И крапиву, лебеду, подорожник. Любая трава шла в пищу. Вот возьмёшь эту травку, порубишь тяпочкой, сделаешь лепёшку, положишь на «буржуйку» и ждёшь, когда она пропечётся. Потом с удовольствием ешь.

Ну а потом город превратился в огород. Стали сажать, что можно и где можно. Сажали капусту и корнеплоды. Все старались пустить в дело, потому что знали, что ждёт голодная зима. Огороды были и частные, и от организаций. Никакой охраны не было. Может быть, кто-то и воровал, но я что-то в войну воровства не видела.