Я жду вас потом

Не то психея поэта трагически мечется между славянским родовым капищем и молельней. Не то Святогор хрипло и кроваво проламывается из гроба. Но куда? Реальность закатана в сто слоёв: язычество прорастает в Христианство, сверху на него ложится классическая европейская культура со всеми её соблазнами, затем на это накладывается советское бытие, а потом – как довершение – бытие постсоветское, рыночно-демократическое. Где правда? Правду не видать. Вместо неё – безостановочное движение. Деревья пожирают корнями землю, с церквей валятся кресты, из бездны кричит не зачатый плод, бегут крысы, летят над землёй чёрные всадники, вспыхивают и гаснут степные рати – то половецкие, то монгольские, то хазарские. Проходят века и тысячелетия, но широкое поле русской судьбы – неизменно и неизменчиво.

И тогда приходит Она. Женщина.

* * *

Любовь для Соколкина – это весенний дурман, сладостно-мутный морок, наваждение, меряченье…

                …где бросаются чувства на шею,
                словно волны,
                почти без труда.

                            («Море что-то бормочет влюблённо…»).

И с Женщиной – ничего не понять. Героиня лирики Соколкина – не кузнецовская «змея», вечная соперница мужчины (поэта, добра-молодца), его мучительница – и одновременно – его жертва. Но какова она, эта героиня?

Ты злая, ты холодная, ты снежная.
Ты маленькая, добрая и нежная.
Всё врёт метель! Ты добрая. Ты злая.
Ты равнодушная.
А, впрочем, я не знаю.

                            («Зимние метаморфозы»).

Как же любить такую? Непонятно. И, вообще, что есть любовь?

                И то, что в себе мы зовём любовью,
                Мы жестокостью в других зовём.

                         («Сегодня я понял, что тебя я люблю…»).

Может, лучше отбросить это неясное, туманное, обольстительное, самовыворачивающееся понятие «любовь», отдавшись надёжному мужскому плотскому влечению?

Любовь пытать – жестоко,
лучше тело
отдать на растерзанье палачу.
Ты слишком глубоко во мне засела.
Но я мужик
и я тебя хочу.

Честнее так…
А жалости мне мало
к тем нам, что до сегодня не дошли.
Хочу, чтоб ты – сейчас – моею стала.
Но лишь ценой всех призраков любви!

                                     («Всё ещё любимой»).

Но тогда любовь явится сама – притом в ту минуту, когда она абсолютно недоступна. Например, к узнику в тюрьму…

Сделаю отступление: да, было дело. В 1993-м году Сергей Соколкин месяц отсидел в Бутырке – «за хранение и ношение оружия» (на самом деле он вёл журналистское расследование о поступлении оружия в Москву – и, судя по всему, перешёл дорогу оружейной мафии).

О чём грезит узник в заточении? О любви. О той самой любви, в которой он сомневался, пребывая на воле…