Я женщина терпеливая, но

Господи! У меня, кажется, начал пульсировать сосок. О-о-о, как сильно! Тот самый, что ты расцарапал несколько минут назад. А может быть, часов. Я, кажется, совсем не чувствую времени. Нужно что-то делать. Ощущение такое, будто сосок сейчас взорвется. Я должна осторожно успокоить его. Ты делал это таким очень чувственным движением. Положить на него левую руку и... О боже! Я чувствую, как он трепещет под моей ладонью. Словно пойманная птица рвется из силков. Так и бьется, бьется. Интересно, если я пощекочу его... О-о-о-о... Словно игла прошла через него куда-то вглубь моего тела, до самого сердца. Я вынуждена удерживать этот неугомонный сосок ладонью, иначе, мне кажется, он взметнется и улетит куда-нибудь к потолку. Я должна положить на него левую ладонь и просто удерживать, не дразнить...

О, черт, так я сломаю себе правую руку. Мне приходится работать на два фронта, а тело у меня сводят судороги – я не могу их контролировать, – и вот меня перекосило, когда пальцы были так глубоко, как только возможно, и рука при этом неловко вывернулась. Но все равно я не могу прекратить этих движений, не могу остановить свои пальцы, которые ходят туда-сюда, туда-сюда, то замедляясь, то ускоряясь, как того требует мое естество, и все мое тело откликается спазмами...

Пожалуй, я все же должна остановиться и перевести дыхание. Я сейчас не смогу сделать ни одного движения. Все мое тело требует передышки хоть на несколько мгновений. Ведь мне одновременно приходится быть и тобой, и собой, а это требует безумных затрат энергии.

Мне кажется, что я слышу, как, словно где-то в другом мире, рвется пластиковый пакетик. Хотя теперь меня это волнует уже не так, как прежде. Сейчас мне кажется, что это, может быть, и вовсе не нужно. Обойдусь. И потом, у меня проблемы. Проблемы с соском. После всех твоих идиотских манипуляций и того, что я сделала сама. Теперь он вообще взбесился! Он пульсирует чувственно, болезненно, требовательно. Моя левая рука с трудом удерживает этот расходившийся сосок, а правая возобновляет медленные размеренные движения внутри. В том единственно правильном ритме, который подсказывает мне мое лоно. Одновременно я пытаюсь утихомирить сосок. Надавливаю на него всей ладонью. Сильнее. Еще чуть сильнее. Тело мое в ответ приподнимается – но это делаю не я, это происходит помимо меня. Тогда я убираю руку, и снова начинается безумная пульсация. Я легко, словно перышком, снова прикасаюсь к нему, а тело опять реагирует так, будто внутри меня сидит удав, который хочет свиться кольцом.

Может быть, лучше ущипнуть его? Медленно, осторожно, в том ритме, к которому приспособилась моя правая рука, я делаю движение пальцами, будто хочу довернуть винтик, который чуть вышел из гнезда. Ах, какое наслаждение! Только нужно не торопиться. Правая рука и левая действуют синхронно, и тело выгибается. Снова движение рук – и в ответ судорога тела. Я слышу стон. Чей? Кажется, мой. Кажется, эти звуки вырываются откуда-то из глубины меня. Мой рот, мои голосовые связки совсем не подчиняются мне. Живут какой-то своей жизнью. Бог с ними. Сейчас я должна сосредоточиться на руках, на своем соске, на том, как мое тело снова содрогается и стонет под звуки глубокого и учащенного дыхания двух людей.

Постой! Почему двух?

Я с трудом заставляю себя открыть глаза и сфокусировать взгляд. Не сразу, но комната и все, что в ней находится, приобретают четкость. Ах ты сволочь! Какой же ты сукин сын! Ты все это время наблюдал, вместо того чтобы делать со мной то, чем вынуждена была заниматься я! Скотина!

Нет, теперь-то уж я не остановлюсь. Да я бы и не смогла остановиться, даже если бы и очень захотела. Мне нужно снова погрузить пальцы туда – в самую глубину, а другой рукой легонько дразнить сосок.

Меня не удивляет, что презерватив так до сих пор и не надет. Ну, да ничего. Надо будет – быстренько посадим его на место общими усилиями. А пока я еще поиграю этим соском и несколько раз пробегу по своему требующему ласки лону.

Я знаю тебя уже четвертую неделю, и для меня на твоем теле не осталось белых пятен. Даже дерганье соска, которое я иногда и в самом деле ощущаю под своей ладонью, для меня давно перестало быть тайной, хотя поначалу я думал, что это у тебя пунктик такой, что ты мне просто голову морочишь своими бабскими штучками. Но он и правда у тебя заводной какой-то. Сумасшедший сосок. Впрочем, меня это устраивает. Люблю сумасшедших женщин. Которые могут, вот как ты пятнадцать минут назад, забыть обо всем на свете и вместо похода в театр, к которому мы готовились всю неделю, вдруг скинуть с себя все, броситься на эту кровать и жадно потребовать моих ласк. Я думаю, ты их получила сполна.