Я женщина терпеливая, но

Я чувствую, как распаляюсь все больше и больше, и мне стоит немалых усилий сдерживать себя. Но любопытство пока еще сильнее. К моему любопытству примешивается еще одно соображение (впрочем, это даже не соображение, а скорее подспудное желание, которое я еще даже не облек в слова) – меня возбуждают твои манипуляции. Я торчу (ха!) от них.

Так что там с твоим соском? Держи его крепче. Не пойму – это иллюзия или на самом деле: твоя ладонь на груди периодически подпрыгивает, словно пытающийся сорваться со своего седалища сосок ударяет по ней снизу. Наконец тебе это надоедает, и ты переходишь к другой тактике – теперь ты пытаешься смирить его ласками. Ты чуть касаешься его кончиками пальцев – а он, набухший и затвердевший, от этого начинает пульсировать еще сильнее. Что ему надо?

А что надо мне? Я уже сижу с ногами на кровати, расположившись точно в створе твоих раскинутых бедер. Это хороший наблюдательный пункт, уверяю тебя. Хотя, конечно, чтобы лучше видеть твой сосок и попытки его укрощения, нужно бы занять другое место, но тогда я утрачу очевидные преимущества, которые имею теперь.

Я сижу на кровати по-турецки. Вот только руки мне некуда девать – после того как я разорвал пакетик и положил извлеченное из него резиновое колечко где-то рядом с собой на помятую простыню, мои руки просто не находят себе места. Я бы с удовольствием ласкал тебя, но не хочу выдавать своего присутствия. Ведь тогда представление закончится, потому что это и не представление вовсе, а тайное действо, не предназначенное для посторонних глаз, даже если этот посторонний – тот самый человек, который вот уже на протяжении нескольких недель наведывается в самые твои интимные уголки. Поэтому я сижу, затаившись, словно кошка перед прыжком, выжидая удобного момента.

Я ловлю кайф, вот только руки и в самом деле у меня как неприкаянные. И вдруг я понимаю, что моя правая словно бы охолаживает моего рвущегося в бой скакуна. Охолаживает или распаляет еще сильнее? Он еще только готовится к гонке, а уже роняет пену... Не рухнет ли он замертво, так и не пустившись в скачку?