Читаем Я жил. Мемуары непримкнувшего полностью

Благодаря тому, что мне ничего от него не было нужно и у нас было много общих интересов, мы прекрасно ладили. Впервые мы встретились в феврале 1960‑го на «пикнике с шампанским» в доме Маркуса и Митси Кан- лифф: они приехали в Гарвард на год из университета Сассекса. В то время Вильсон работал над книгой Patriotic Gore («Патриотическая кровь»). На меня сразу же произвели впечатление его неутолимая любознательность, нежелание почивать на лаврах и готовность получать новые знания даже в качестве подмастерья. То его интересовал французский символизм, то Ленин и русская революция, то свитки Мертвого моря и венгерский язык и литература. Мне никогда не встречался человек его возраста и репутации такого уровня, который настолько проявлял бы свойственную молодым любознательность. Мы часто вели разговоры, иногда в Кембридже, когда он заходил к нам, а иногда в его доме в Уэллфлит. (Я подозреваю, что он иногда страдал от приступов депрессии и нуждался в моральной поддержке.) Мы обсуждали широкий круг проблем; говорил он с некоторым усилием и даже с едва заметным заиканием, но слушал очень внимательно. Он был неисправимым романтиком во всем: наш общий друг как — то сказал, что, идя на прием, Вильсон каждый раз рассчитывал на какое — то яркое впечатление.

В политике, однако, он был ребенком. Я имею в виду не только его увлечение в 1930‑е годы коммунизмом, о котором он как — то сказал мне: «Нас обманули». Похоже, он также совершенно не понимал, чем занимается правительство, зачем оно собирает налоги, зачем нужна армия. Все, что не имело отношения к литературе и культуре в самом широком смысле слова, он считал бесполезным.

В 1970 году у него случился удар. Когда вскоре после выздоровления он зашел к нам, Ирен, открыв дверь, взглянула на него и сказала: «Эдмунд, вы хорошо выглядите». Он подмигнул, но не произнес ни слова. Однако, уходя, сказал: «Вы знаете, Ирен, человек проходит три стадии возраста: молодость, зрелость и старость. Вы сейчас определили меня в четвертую: когда кто — то “хорошо выглядит”».

В последний раз мы видели его в апартаментах шикарного бостонского отеля «Риц». Очевидно, он получил много денег, снял этот номер и, расположившись там как королевская особа, принимал посетителей, опрокидывая один «мартини» за другим. Он был в прекрасном настроении. Мы поговорили немного и собрались уходить, так как нам нужно было идти на прием. «Останьтесь», — попросил он, но мы отказались и ушли. Я всегда сожалел о том, что предпочел очередной прием с коктейлями еще одному часу с Эдмундом.

Его вдова Елена рассказала нам, что он хорошо обдумал слова, которые скажет на смертном одре. Как бы там ни было, но он умер в родительском доме, в Талкотви- ле, штат Нью — Йорк, где проводил каждое лето под присмотром сиделки. В то утро она спросила его, хочет ли он сначала позавтракать или принять душ. «Я хочу завтракать», — ответил он и умер.

Меня очень порадовало, что, как следует из его посмертно опубликованных дневников 1960‑х гг., он очень ценил нас. Ведь он мог быть весьма резким по отношению к людям.

Джордж Кеннан во многом был противоположностью Вильсона. Если Вильсон был низеньким и толстым, то Кеннан высоким и элегантным. Публичные выступления были пыткой для Вильсона, а Кеннан это делал с естественным изяществом. Больше всего меня восхищала довольно редко встречающаяся способность Кеннана понимать основные свойства коммунистической системы, причем без иллюзий, характерных для американских либералов, а также его понимание сложных взаимосвязей между коммунистической системой, российской историей и русским народом. Его «длинная телеграмма» 1946 года, а также статья в журнале Foreign Affairs («Мировая политика») за подписью «Мистер Икс» хорошо известны и не требуют подробного пересказа. В них он изложил принципы «политики сдерживания», которые утверждали, что энергичные действия по сдерживанию советской экспансии приведут к падению коммунистической системы.

Весной 1960 года он прочитал серию лекций по истории в аудитории Сандерс — театр в Гарварде, где сотни людей слушали их как завороженные. Через год они были опубликованы под названием «Россия и Запад при Ленине и Сталине». Без всякого снисхождения к публике, без малейшей попытки сделать сложное более понятным путем упрощения или сенсационности, опираясь лишь на силу своего интеллекта и красноречия, Кеннан прочитал один из самых впечатляющих курсов, которые мне когда- либо приходилось слышать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура. Политика. Философия

Серое Преосвященство
Серое Преосвященство

Впервые переведенная на русский язык книга замечательного английского писателя Олдоса Хаксли (1894–1963), широко известного у нас в стране своими романами («Желтый Кром», «Контрапункт», «Шутовской хоровод», «О дивный новый мир») и книгами о мистике («Вечная философия», «Врата восприятия»), соединила в себе достоинства и Хаксли-романиста и Хаксли-мыслителя.Это размышления о судьбе помощника кардинала Ришелье монаха Жозефа, который играл ключевую роль в европейской политике периода Тридцатилетней войны, Политика и мистика; личное благочестие и политическая беспощадность; возвышенные цели и жестокие средства — вот центральные темы этой книги, обращенной ко всем, кто размышляет о европейской истории, о соотношении морали и политики, о совместимости личной нравственности и государственных интересов.

Олдос Леонард Хаксли , Олдос Хаксли

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
За Москвой рекой. Перевернувшийся мир
За Москвой рекой. Перевернувшийся мир

Сэр Родрик Брейтвейт (1932) возглавлял британскую дипмиссию в Москве в 1988–1992 годах, был свидетелем, а порой и участником ключевых событий в стране накануне, во время и после второй, по его выражению, революции в ее истории.Каковы причины распада «советской империи» и краха коммунистических иллюзий? Кто они, главные действующие лица исторической драмы, каковы мотивы их действий или бездействия, личные свойства, амбиции и интересы? В чем, собственно, «загадка русской души», и есть ли у России особая миссия в истории или она обречена подчиниться императивам глобализации? Способны ли русские построить гражданское общество и нужно ли оно им?Отвечая в своей книге на эти и другие вопросы, автор приходит к принципиально важному заключению: «Россия может надеяться создать жизнеспособную политическую и экономическую систему Это будет русская модель демократии, существенно отличающаяся от американской или даже от европейской модели».

Родрик Брейтвейт

Биографии и Мемуары
Я жил. Мемуары непримкнувшего
Я жил. Мемуары непримкнувшего

Личная свобода, независимость взглядов, систематический труд, ответственность отражают суть жизненной философии известного американского историка, автора нескольких фундаментальных исследований по истории России и СССР Ричарда Пайпса.Эти жизненные ценности стали для него главными с той поры, когда в 1939 году он, шестнадцатилетний еврейский юноша, чудом выбрался с родителями из оккупированной фашистами Польши, избежав участи многих своих родных и близких, сгоревших в пламени холокоста.Научная карьера в Гарвардском университете, которому автор мемуаров отдал полвека, служба в Совете по национальной безопасности США, нравы, порядки и коллизии в высшей чиновной среде и в научном сообществе США, личные впечатления от общения со знаковыми фигурами американского и советского общественно — политического пейзажа, взгляды на многие ключевые события истории России, СССР, американо — советских отношений легли в основу этого исполненного достоинства и спокойной мудрости жизнеописания Ричарда Пайпса.

Ричард Эдгар Пайпс

Биографии и Мемуары
Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1
Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

Написанная известным американским историком 2-х томная биография П. Б. Струве издается в России впервые. По мнению специалистов — это самая интересная и важная работа Р. Пайпса по истории политической мысли России XX века. В первом томе, опираясь на архивные материалы, историческую и мемуарную литературу, автор рассказывает о жизни и деятельности Струве до октябрьских событий 1905 года, когда Николаем II был подписан известный Манифест, провозгласивший гражданские права и создание в России Государственной Думы. Второй том посвящен событиям и обстоятельствам жизни Струве на родине, а затем в эмиграции вплоть до его кончины в 1944 году. Согласно Пайпсу, разделяя идеи свободы и демократии, как политик Струве всегда оставался национальным мыслителем и патриотом.

Ричард Эдгар Пайпс

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза